– Пошли в дом. Там и поговорим.– И задумчиво, как бы про себя, прошептала: – Сашкина, Шуркина, какая разница? Носит же земля таких тварей… И куда Боженька смотрит…
Она заплакала.
* * *
Издали танк казался не таким уж страшным. Полз уверенно. На броне сидели пехотинцы. Из ствола периодически вырывался сноп пламени, грохот выстрелов тонул в общей канонаде боя. Поляков припал к прицелу ПТРки, но ему мешал дуб, маячивший как раз между ним и танком. Видно было, что дуб еще не окреп, не вошел в силу, однако крона его уже сформировалась, и ствол казался довольно крепким. «Неужели на дуб попрет?» – недоумевал Димка. Федя Ковбасюк, молоденький солдат, второй номер, не мог сдержать волнения и боевого азарта, сменившего страх:
– Товарыщ старшина, ну товарыщ старшина, стрэляйтэ, ну стрэляйтэ, ну шо ж вы? Ну стрэляйтэ…
Поляков повел плечами, процедил сквозь зубы:
– Заткнись…
Он все время держал танк на прицеле, но стрелять не спешил, мешал ему этот самый дубок, одиноко стоявший среди поля. А танк, казалось, специально на него нацелился. Поляков все же решил, что у фашиста крыша не поехала, дубок-то крепкий, объезжать его немец будет, повернется боком, тогда и пальнуть можно.
Прослужив в армии больше двух лет, Димка танк вблизи никогда не видел: какие танки на продскладе? Да и в полку НКВД их не было. Из гусеничных машин он видел только трактора у себя на Донбассе. А те перед поворотом притормаживали и маневр осуществляли почти на месте.
Вот Димка того же и от фашистского танка ожидал. А пока танк двигался по прямой, и этот дуб постоянно маячил между его глазом и танком. Пэтээровец Димка был никакой – это большущее ружье он держал в руках первый раз в жизни. Его хозяин, сраженный осколком, лежал тут же на дне траншеи. Молоденький второй номер, Ковбасюк, оставшись один, совсем растерялся, и Поляков подхватил противотанковое ружье. «Невелика наука, – подумал он, – ружье и ружье, только чуть побольше, справлюсь». Вот теперь и выцеливал он этот проклятый танк, беспокоясь о том, чтобы врезать по цели, а не в дерево.
Танк прибавил ходу, и Димка понял, что лихой фашист сворачивать не собирается – решил подмять дуб своей махиной. «Ну давай», – шептал Димка, теперь уверенно держа его под прицелом. Немцы горохом посыпались с брони, а танк, со всего ходу наскочив на дерево, на какой-то миг слегка вздыбился над ним, тут-то Димка и нажал на спусковой крючок. Танк как будто вздрогнул, на мгновение замер и… взорвался. Башня улетела в сторону, из танкового нутра повалил черный дым. Димка покачал головой, почесал затылок и в изумлении протянул:
– Вот это да-а-а… Неужели я? – Погладил ружье, протянул: – Хороша машинка.
Ковбасюк ошарашенно смотрел на взорвавшуюся махину.
Слева к Полякову привалился подбежавший по траншее капитан, прохрипел:
– С почином, старшина. Молодец. – Кивнул на танк: – Это у него боекомплект взорвался. – Тяжело вздохнул. – Ты только не расслабляйся. Гляди вперед, у них этих коробок с десяток будет. Воюй.
Похлопал его по плечу и рванул дальше по траншее.
А Поляков, дернув затвор,