Иван Сергеевич внимательно посмотрел на дочь – понимает ли девочка то, что он хочет объяснить ей? Саня смотрела на него очень серьёзно, на чистом лбу даже морщинки попробовали зашевелиться. Девочка думала.
– И теперь эти птицы ни на что практически не годны, – продолжил он. – Они отяжелели и даже в воздух поднимаются с натугой, громко хлопая крыльями, как горластый петух, взлетающий на забор. И пользы от них природе нет никакой. Это я и хотел втолковать твоей матери. Вот и всё.
Девочка подумала ещё немного.
– Значит, я сказала неправильно, папа? – спросила. – И получается, я виновата в том, что сорвала урок? Да?
– Получается так, дочка, – согласился Иван Сергеевич.
А про себя подумал, что будь учительница умной женщиной, легко перевела бы спор в нужное русло и не позволила бы сорвать урок.
– И ещё хочу сказать тебе, Сашка, что сами птицы под названием голуби в своей беде виноваты меньше всего. Такими их сделали люди своей бестолковой добротой.
Девочка вновь подняла голову, глаза её загорелись любопытством.
– Видишь ли, дочка, доброта человеческая тоже бывает разная. Благодушная доброта – это, по сути, потакание себе и самолюбование. А вот деятельная доброта уже совсем другое дело. Она требует от человека усилий, действий. И ещё одно важно – доброта не должна быть бездумной. Чтобы быть добротой настоящей, она должна строиться на разумных посылах. Человек, проявляющий доброту к кому бы то ни было – другому человеку, животному, птице, – должен отдавать себе отчёт, к чему приведут его действия. Понимаешь меня?
Мужчина вгляделся в лицо дочери. Она, по всем признакам, его понимала.
– Рассмотрим это на нашем примере – на птицах, – продолжил он. – Одно дело сделать скворечник и повесить его на дереве, чтобы птицы могли выводить своё потомство, не опасаясь врагов. Или в морозную зиму закрепить кормушку на ветке, не забывая подсыпать туда семечек для синиц и воробьёв. Это хорошая доброта, деятельная и разумная. И совсем другое выбрасывать бездумно хлеб возле мусорок голубям детом. Зачем? Здесь нет ни доброты, ни логики.
Мужчина задумчиво помолчал.
– Вот так, дочка, – подвёл он итог неожиданному разговору, оказавшемуся очень серьёзным. – Надеюсь, ты поняла меня правильно.
Девочка энергично закивала головой.
– Я поняла тебя, папа, – ответила очень серьёзно, – и знаю теперь, что поступила неправильно.
Она слегка поморщилась, но решительно продолжила:
– И я извинюсь перед Елизаветой Анатольевной, папа. Она мне совсем не нравится, и её многие в классе не любят. Но я так поняла, что это сделать нужно.
Иван Сергеевич наконец улыбнулся.
– Ты всё правильно поняла, малышка моя, и я горжусь тобой.
И