Уил попытался поджать под себя ноги. На какое-то мгновение он потерял ощущение ножа и испугался. Ухватиться за ниточку надежды и снова ее упустить – куда как страшнее, чем падать камнем в бездонную пропасть и знать, что тебе уже ничто не поможет.
Попробовал еще. Что-то кольнуло возле самой щиколотки. Нет, рукой не дотянешься. Нужно забыть обо всем и как можно быстрее подтащить нож повыше. Воздух заканчивался. Предательски кружилась голова.
Ему показалось, что прошло никак не менее часа, прежде чем покалывание поднялось к колену. Но он по-прежнему был не в силах дотянуться до него дрожащей рукой. От усталости и пребывания в одной неудобной позе стало сводить все тело. Уил не кричал от невыносимой боли только потому, что не мог позволить себе тратить на крик драгоценные силы.
Он уже отчаялся ощутить в ладони знакомую рукоять и тянул руку машинально, зная, что поманившая спасением нить оказалась слишком короткой, когда кончики пальцев наткнулись на нечто твердое и подвижное. Поддев крохотный выступ ногтем, он осторожно потянул предмет к себе.
Нет, это был не его нож: тонкая рукоять, длинное обоюдоострое лезвие. Ногу кололо не острие, а надломленная перемычка, служившая для предохранения пальцев. Зачем ему положили чужой сломанный нож?
О чем он думает? Какая разница, сломана перемычка или нет? Его это нож или чужой? Главное – он сжимает его в кулаке и, снова лежа на спине, подталкивает то животом, то грудью в неохотно поддающееся дерево гроба. Неохотно, но поддающееся!
Вероятно, хоронили меня все же в суматохе, пытался рассуждать Уил, чтобы хоть чем-то занять перестающий слушаться мозг. Любимый нож забыли. Сунули вместо него первый подвернувшийся под руку. Гроб в спешке сколачивали, чтобы только на гроб был похож – и не беда, что доски не подогнаны и зияют дырами, через которые теперь прямо ему на грудь сыплется земля. Думали, покойнику теперь все равно, где лежать. Нет, не все равно. Потому что не покойник! Не буду покойником! Выберусь! Хоть и перепугаю их до смерти, а все-таки потом пусть им не только радостно, но и стыдно станет…
Не поддававшийся долгое время сук, в конце концов, удалось вытолкнуть наружу целиком. В доске образовалась довольно большая дыра. Положив нож на грудь и, придерживая, чтобы снова не потерять, подбородком, Уил навалился обеими руками на одну-единственную доску. И она стала медленно прогибаться и трескаться…
Лишь бы и могилу они рыли в спешке. То есть не такую глубокую, как это