– Нам нужно как можно быстрее уходить отсюда, – сказал он, склоняясь над Харлином и заглядывая ему в глаза. – Вы можете передвигаться?
Старик только кивал, хватаясь худыми пальцами за горло.
– Он нахлебался дыма. – Фейли спрыгнул с колодца и кулаком размазал по вспотевшему лицу сажу. – Хотел тащить с собой все свои бутылки. Я убедил его, что жизнь дороже.
– Не совсем, – прохрипел Харлин и закашлялся.
– В любом случае в ближайшее время вам туда дорога заказана. – Мадлох махнул рукой в сторону пепелища.
– Молодец, что выручил нас, – сказал Фейли, протягивая арбалетчику руку.
– Это не повод, чтобы сидеть здесь и радоваться спасению, – буркнул тот вместо рукопожатия. – Чем дальше мы окажемся отсюда в самое ближайшее время, тем лучше.
– Мои рукописи… – умоляюще заломил руки Харлин.
Не обращая на его слабые причитания должного внимания, Мадлох и Фейли подхватили старика и чуть не силком поволокли прочь. Хейзит последовал за ними, однако внезапно услышал:
– Лучше ступай домой и сделай так, чтобы тебя ни в чем не заподозрили. И присматривай за своим Дитом. Мы не хотим, чтобы ищейки Ракли по твоей милости еще раз садились к нам на хвост.
– По моей?! – возмутился Хейзит, но осекся, потому что в словах Фейли была правда: если рассуждать здраво, то виновницей свалившихся на их голову неприятностей стала не кто иной, как его несмышленая сестра, имевшая неосторожность говорить не с теми и не о том.
Он стоял и растерянно смотрел, как три фигуры сворачивают за угол ближайшего дома. Он помогал им, но они отказались от его услуг. Они больше не хотят водить с ним дружбу, потому что пепел и сажа, запачкавшая их лица, души и жизнь – его рук дело. Он был слишком наивен, чтобы серьезно относиться к их предостережениям. И теперь наказан за это отлучением от их трудного, но захватывающего своей непредсказуемостью пути, от их веры, от их знаний. И пусть их мысли могут показаться большинству странными и нелепыми, таких как они, вероятно, много, во всяком случае, достаточно для того, чтобы везде и всюду находить кров и поддержку. А он, хотя и склонен больше верить в то, во что верят остальные, пребудет в одиночестве, среди чужих ему людей, не доверяя никому, кроме занятой своими делами матери да слишком юной сестры, под одной крышей с предателем и доносчиком, водя знакомство с тем, кто, как теперь выясняется, мог быть причастен к смерти его отца, и делая вид, будто так и надо.
Хейзит посмотрел на свои руки. Они тоже были перепачканы сажей. При поднятии из колодца ведро расплескалась, однако на дне еще сохранилось немного воды, и он торопливо сполоснулся.
Может