«Хитер! Заметил, чтобы мы не играли».
А потом Григорий Александрович купил баян. Эту «мамку» -гармошку продал и стал учиться на баяне. А таланта музыкального нет никакого, у него ни слуха, ни чувства ритма. А все-равно играл. И девкам, и парням в клубе. А тем даром, какая игра. Лишь бы потискаться.
Вечерами все – в клуб. И мелюзга и подростки. Катыря играет, девки с парнями обжимаются. Кто в сенях, кто в коридоре, кто в клубе дроби бьет…
А за печкой идет неустанная борьба. Мальчишки между собой сражаются. Чего еще делать мальчишкам, пока не подросли? Бороться…
И вот пластаются они часами. Обессилеют, а русская печь огромная. Повалятся на печь, да и переночуют.
Интересно было в клубе.
Глава 12. Катыря
Лешка с Колькой домой добрались уж в сумерках. Кинули у печки мешок с рыбой.
– Мамка! Тебе Лахов привет послал с запани. Испеки рыбнички-то.
– Пироги с утра печены. Мы эту рыбку побережем к празднику. Может, белой муки привезут. Будут у нас настоящие пироги… Воложные
Николай Житьев частенько хвалил Платониду:
– У этой хозяйки вкруг каждой ноги – пироги.
Живо подтопила стружками печь, разделала рыбину, утрешний пирог раскрыла, рыбку уложила на него и на противень воды брызнула, и вот за полчаса готов настоящий рыбник.
Тут и Катыря на пороге.
– Проходи сосед, садись за стол, вот тебе чай кипрейский, вот тебе печево стерляжье, – запела Платонида. – Спасибо, тебе за мед. Сколько уж ты нам меду переносил, что не знаю, как с тобой и рассчитываться.
– После войны сочтемся, – улыбнулся Катыря.
Катыря с детства любил пчел, особенно любил шмелей. Когда жил в Белоруссии разводил шмелей. У шмелей мед особого вкуса, шмели его упаковывают он в капсулы, похожие на горшочки. Очень хороший мед.
И в Сосновом Катыря пасеку держал да еще дикий мед собирал. Катыре было уже около пятидесяти. Но на вид он был гораздо моложе. Мирный Катыря человек. Добрый.
– Расскажи, дядя Гриша, – просили дети. – Про первую мировую. Как там было, на войне…
– Ой, ребята, лучше бы вам не знать этого. Но раз уж не отступаетесь, расскажу:
– Забрали меня на фронт в артиллерию, потому что образование у меня было восемь классов. По тем временам, в царское время – очень высокое образование считалось. Стал я заряжающим, откатчиком, шнур который дергает.
И вот однажды, нам были координаты заданы, по которым нужно было вести огонь, а обстановка поменялась. И оказалось так, что там, где были немцы, уже наши. Они немцев вышибли. А мы все продолжаем бить…
Жар от орудия уже, а мы все бьем и бьем. А там уже наши!
Тут в сознание вошло: «Катыря, да ты своих побил!».
А эти наши, которые только что рубеж взяли, поняли, что по ним свои же бьют. Тут они развернулись, да обратно… Бегут озверелые, сейчас всю дивизию раскромсают.
И, понимаешь,