– А его дом здесь где?
– Его? Ну что вы! Разве честно можно заработать на дом в Петербурге? Он вернулся в свой Гдов Псковской губернии, с десятью детьми на руках. Пенсия статского советника позволяла кое-как существовать, вторая жена, принявшая сирот, оказалась женщиной доброй и хозяйственной. Это Руадзе построил два огромных дома на Большой Морской и на Невском.
– Руадзе? – я рылся в памяти, но не мог вспомнить, кем он нам приходится.
– Да, да… Руадзе. Он занимался финансами построения собора до Иосифа Викентьевича, пока государь не увидел его шикарный дом, записанный на жену, само собой. Этот Руадзе был чистый шельмец, тот еще прохвост, – сказала так, будто знала его лично. Я огляделся вокруг – мимо нас прошествовал господин в сюртуке и бакенбардах, как из книжки. Я в ужасе взглянул на нее, кажется, она поняла мое смятение, похлопала меня по руке.
– У нас тут рядом зоопарк – это странное место, всегда привлекает самых забавных персонажей. Вы любите зоопарк, Викентий?
– Да, – я любил все, что происходило сейчас, даже дождь, что начал моросить.
У меня было еще много дел в городе, в котором весной так поздно заходит солнце.
Глава 8. Я посещаю отеческие гробы
Проводив Грушу, я побежал на Малую Морскую, посмотреть дом Воронцова, где квартировал Иосиф. Правда, на этом месте оказалась помпезная гостиница. Заодно увидел прекрасный дом Руадзе. Потом меня ждал Глухой переулок, ныне Пирогова, типовой доходный дом 19 века. Затем, вырвавшись на Невский, галопом, по дороге купив вискарика и прихлебывая из увесистой заветной фляжки, кинулся в Лавру. Слава Богу, Никольское кладбище было еще открыто.
Меня не хотели пускать, но мой не совсем трезвый, но разъяренный вопль про любимого дедушку не позволил меня остановить. За полчаса до закрытия кладбища я прорвался на территорию. А вот там оказалось сложнее.
Схема Агриппины не работала, все изменилось. В старые могилы с их шикарными монументами вселились совсем другие постояльцы. Я блуждал среди упавших надгробий, совсем заблудился, поскользнувшись, два раза упал. В отчаянии сел на какое-то поросшее мхом надгробие, чуть не заплакал от обиды и бессилия. Отхлебнул вискарика, неплохой односолодовый попался. И вдруг ясно увидел перед собой надпись: Екатерина Дмитриевна Гроше. Она, родная, жена Иосифа, строителя собора, я называл его так. Я знал, что такое финансы в строительстве, это чуть ли не фундамент будущего храма. Я встал, но упал, подполз на коленях к надгробию, опершись на него руками, поднялся.
– Все хорошо, – сказал я кому-то, может, себе, – все на месте. И все вместе, – я разгреб прошлогоднюю траву вокруг каменного креста и пошел дальше, хотя смеркалось и видно было плохо. Я нашел еще одного родственника, когда уже совсем темнело. Сергей Евгеньевич Гроше. Совсем молодой, моложе меня, плита покосилась, как-то криво осела. Я пытался