Пока я ехал во мраке на заднем сиденье уазика, мне и в голову не приходило, что, помимо всего прочего, у меня темнеет в глазах. Но стоило мне выйти на свет, как пришлось это признать. Ни яркое утреннее солнце, ни кристалл больше не освещали мне дорогу. Было темно, как в сумерках. Я едва различал, куда иду. Да и шёл тоже едва-едва – скорее из последних сил плёлся вслед за бодро шагающим впереди Михаилом.
Дурацкий кулон! За столь короткое время я уже успел всей душой возненавидеть серебро. Интересно, будет ли от него хотя бы какой-нибудь толк?..
Доставив меня до штаба, Лариса на этот раз не осталась, как обычно, в машине, а вышла вместе с нами. Пройдя первой через сканер, она встала так, чтобы видеть монитор. За её спиной, откуда ни возьмись, вдруг нарисовался бесноватый Арсений Павлович. Главный научный сотрудник снова был облачён в чёрную монашескую рясу, а его образ теперь гармонично дополнял большой блестящий крест на толстой, массивной цепочке.
Чёрт возьми, похоже, крест тоже серебряный! Мне показалось, что я даже издалека почувствовал этот противный, кислый металлический запах, и меня чуть не вырвало.
Как и в первую нашу встречу, Арсений со мной не поздоровался, он будто бы вообще был где-то далеко отсюда, ни на кого не реагируя. Ушёл в себя – только губы быстро-быстро шевелились, когда он начитывал вполголоса какую-то странную молитву. Ни одного слова я разобрать не смог, то ли он молился не по-русски, а, например, на старославянском, то ли я на тот момент уже был не в состоянии воспринимать слова. В висках шумело, и звуки долетали до меня как будто откуда-то издалека.
Я снова перевёл взгляд на Ларису. Охотница, перекатывая во рту жвачку, выжидающе сверлила меня глазами. Её пальцы нетерпеливо крутили металлическое лезвие, слегка постукивая по его острой поверхности. В какой-то момент лезвие соскочило – словно ненароком – и порезало уголком подушечку большого пальца. Разумеется, до крови. На это и был расчёт.
По поверхности лезвия расползалось алое пятно, но на этот раз меня не проняло. Совсем. Мне было так хреново, что даже не пришлось лезть за чесноком. Вялый как овощ, я проплёлся в кабинку сканера и едва успел выставить руки перед собой, чтобы не упасть. Ладони коснулись белых кругов.
– Всё отлично, проходите, – голос Михаила булькал у меня в ушах, словно он говорил в стакан с водой.
Однако, в отличие от него, коллеги-фанатики на этом не успокоились. Арсений продолжал монотонным голосом бубнить молитвы, потряхивая козлиной бородой, а Ларочка, под его аккомпанемент, подошла ко мне вплотную и, выжав из пореза ещё несколько капель крови, подставила палец под самый мой нос.
Но и тогда инстинкт хищника не включился. Вместо того, чтобы наброситься на неё и порвать в клочья своими звериными клинками-клыками, я непроизвольно закатил глаза и, теряя сознание, стёк на пол.
– Да очистится мир от скверны! – ликуя, громко воскликнул мне вслед Арсений. – Сгинь,