Когда в голове прояснилось и прошла противная слабость, Фёдор Артурович попытался протиснуться к борту. Но, несмотря на отчаянные усилия, ничего не выходило. Зато, встав на нижнюю скобу и приподнявшись над головами, Изенбеку удалось отыскать глазами Игнатия, пробравшегося на пирс, к удивлению вместе с вещами. Полковник вновь ринулся к борту, но ему удалось лишь оторваться от надстройки, продвинуться дальше не представлялось никакой физической возможности. Если бы оказаться у борта, тогда Кошелев мог попытаться перебросить вещи. Изенбек предпринял ещё одну отчаянную попытку, крича: «Игнатий! Игнатий!» Но вестовой не видел и не слышал его в этом ужасающем аду. Военная закалка подсказала Изенбеку решение. Уже после двух первых выстрелов в воздух вокруг полковника образовалось небольшое пространство. Приученные мгновенно реагировать на выстрел люди отпрянули от поднятой руки, сжимающей увесистый парабеллум. Ещё несколько выстрелов – и он у борта. Вестовой тоже обратил внимание на стрельбу и увидел наконец полковника.
– Фёдор Артурович! Держите! – что есть силы крикнул Кошелев. Преодолевая сопротивление, он размахнулся и сильным движением бросил на корабль чёрный кожаный чемодан. Но в последний момент кто-то толкнул вестового в плечо, и чемодан, ударившись о борт, упал вниз.
– Мешок! Игнатий, мешок! – кричал Изенбек звенящим от волнения и напряжения голосом, понимая, что ещё минута – и никакой парабеллум не поможет. В этот момент Кошелеву удалось поймать свободный миг в течении толпы, и он швырнул морской мешок. Тот перелетел через борт почти рядом с Изенбеком, и полковник подхватил его за лямку. Тут же Фёдора Артуровича вместе с мешками оттеснили от края, где множество других рук тянулись за бросаемыми вещами, поднимали на верёвках и простынях чемоданы, корзины и даже детей.
Полковник уже не видел, как Кошелев перекрестил его на прощание, не слышал напутственных слов этого так до конца и не понятого им человека.
Снова прижатый к надстройке, Изенбек ощутил вибрацию, – заработали винты. «Отходим! – мелькнуло в голове. – Прощай, Россия!» Удушающий ком сжал горло, и тупая боль поселилась в сердце.
Покачивающийся причал с чёрной шевелящейся массой людей стал медленно отдаляться. Воздух над головой вдруг взорвался долгим и хриплым звуком пароходного гудка. Вслед ему раздалось несколько винтовочных и револьверных выстрелов – то ли знак прощания, то ли бессилия тех, кто так и не сумел прорваться