– За морскую свинину Петерсона! По всей территории!
В ту ночь все причастные спали глубоко и крепко. На последовавшем за ней рассвете их что-то разбудило: мощный всасывающий звук исходил словно из темного чрева на другой стороне бухты. Лодки, буи, пирсы и сваи в ту ночь куда-то втянуло – само море словно влилось в чудовищного размера мешок. Звук постепенно стих. Мешок был полон. Затем море полилось назад. Это было цунами 1994 года, через тридцать лет после последнего большого подводного землетрясения. Приливная волна надвигалась, как сотворенный из воды волчище, дуя изо всех сил, через бухту и доки, на всех своих девяноста милях в час; вот и пала целиком передняя стена поросячьего домика, кирпичного, но что с того (ветки, солома и вощеная бумага как раз устояли), а те визгуны, что уцелели под обломками, умчались куда-то вверх, на твердую землю. Пророк Пол умчался на север.
Свиньи не прекращали бега до тех пор, пока не добрались до горной границы леса на Куинакской городской свалке. Боров по имени Пригам[6], юный и мормонистый, провозгласил: «Здесь нам место», и они стали окапываться. Столетней высоты кучи тлеющего мусора дали им кров и пищу. А те, кто за пару следующих сезонов пережил мерзкую погоду и гадов-медведей, стали в конце концов крепкими прародителями свинячьего стада Лупов. Омар Луп наткнулся на хряков случайно, когда разгребал куинакский мусор. Он был профессиональным игроком в кегли, чем гордился, но много больше денег зарабатывал как старьевщик-любитель. Он гонял свой безбортовый «шеви» взад-вперед по побережью, вечерами катал по кегельным дорожкам особо удачливый мяч из красной резины, а днем объезжал на том же безбортовом грузовичке разнообразные свалки, выискивая, что бы такое задешево купить и чуть менее задешево продать. Сети по большей части. Столько рыбаков выбрасывали вполне еще годные сети, вместо того чтобы потратить несколько минут на их чистку и починку. Луп любил жить широко, знал наперечет все кегельбаны и свалки городка – подобно тому как бездельник-серфер знал бы наперечет все пляжи и бары – и слал каждый месяц в Джуно достаточно денег, чтобы держать детей и миссус подальше от своего горба. Лупу нравилось пари́ть свободно и независимо, он намеревался продолжать так и дальше. Однако в то утро, когда, повернув за угол ее курящегося величества, Куинакской свалки, он разглядел среди тлеющих обломков этих диких свиней – первобытных, обгорелых, доисторических тварей с бронированной шкурой и щетиной с восьмипенсовые гвозди, как они заглатывали целиком лососевые головы вместе с пластиковыми молочными бутылками и памперсами, – намерениям Омара пришел конец. Это был нужный ему размах, и это была скотина его породы.
Наведя