Князь спокойно выслушал гридня, холодно, с виду равнодушно глядя на него. Разгорячённый взволнованный Осьмушко тяжело дышал. По челу его струился пот.
– Что за люди? – спросил наконец Мстислав после долгого молчания. – Вызнали? Откудова взялись?
Гридень испуганно захлопал глазами.
– Неведомо, княже. Молчат, супостаты.
– Ну, стало быть, поехали тогда к Жиряте, – со вздохом промолвил Мстислав.
– Ступай, коня выводи! – крикнул он челядинцу и, набросив на плечи алое корзно, вышел в сени.
…Новгород встретил князя всеобщим оживленьем: носились по широким улицам запряжённые тройками ретивых коней возки и сани, отовсюду слышался звонкий смех – наступила Масленичная неделя, время начала весны и проводов зимы. На высоком возке Мстислав увидел изготовленное из соломы чучело – Масленицу, божество плодородия, зимы и смерти.
Князь невольно пожал плечами. Странное причудливое сочетание: плодородие и смерть. Как одно и то же божество может означать добро и зло, радость и печаль, тепло и холод.
Чучело было наряжено в разноцветное тряпьё из женской одежды, к нему подвесили сковороду и блин – от блинов пошло и само название Масленицы.
Праздник, начавшийся накануне, будет продолжаться неделю, люди вдоволь наедятся, накатаются в возках и на конях, радуясь приходу долгожданной весны, а затем устроят Масленице пышные похороны. Чучело сожгут за городом на костре, вокруг которого станут водить хороводы, плясать, будут шутить, петь и призывать весну. Или не сожгут Масленицу, а разорвут её в клочья и разбросают солому по полям: по поверьям, это принесёт обильный урожай. В песнях Масленицу обзовут непременно объедалой, блиноелой, иногда – обманщицей, памятуя, что следом за Масленичной седьмицей наступает Великий семинедельный пост.
Народ веселился, но Мстиславу было не до веселья. Опять невесть откуда объявились в городе людишки с лихими речами. Видать, то Святополк из Киева всё норовит дотянуться до новгородского серебра и пушнины хищными своими лапами. Снова зреет – тихо, неприметно – смута. Обычно всегда так: ещё вчера веселились, пели, плясали, а сегодня схватили топоры, дреколья, ножи – и на мост, конец[65] на конец, сторона[66] на сторону. Новгородский люд вольный, чуть что не по нраву – тотчас выходит на брань. Стоит лишь искру зажечь – немедля огонь вспыхнет.
«Воистину, гнев людской огню всепожирающему подобен», – подумалось Мстиславу.
Понурый, сосредоточенный, молча чуть наклонял он голову в ответ на приветствия горожан.
Ехавшие впереди гридни с громкими окриками «Расступись!» оттесняли сани и телеги к обочинам дороги. Под копытами скрипел грязный черноватый снег.
Вереница всадников остановилась возле усадьбы старого дружинника