– На день города? Но на день города у нас будет столько клиентов, – покачала головой хозяйка. – Нет, это исключено.
Так Таня обнаружила, что увольняется, слушая одним ухом уверения, что она, человек, который закончил высшее учебное заведение и может работать педагогом русского языка и литературы, а также на любой смежной специальности, приползёт ещё на коленях выпрашивать обратно ненормированный рабочий день и четыре месяца подряд без единого выходного с зарплатой, которой хватало на рис и рис.
15 июня серым безветренным утром из дома примерно в одно и то же время вышли Агата (перед этим отдавшая кошку в надёжные руки) и Таня. Они пошли к разным остановкам, но в результате сели в одну маршрутку, едущую на автовокзал. Агата пыталась подремать, Таня, сидящая от неё через кресло, водила пальцем по грязному стеклу и рассматривала город, представляя его, как череду открыток, придумывая к ним подписи.
У автовокзала они вышли и пошли на одну и ту же газель до их родного города; Агата села на переднее сидение у окна, Таня – сразу за ней; обе пытались вспомнить, не видели ли они друг друга где-то, но так и не вспомнили. Агата надела наушники с книгой Дина Кунца, сонно моргая, а Таня выпила таблетку от укачивания и достала из рюкзака Фоера в дешёвом издании, зашелестела страницами, обещая себе купить закладку или сорок, потому что постоянно их теряла.
Между тем, газель заполнялась людьми; какая-то женщина заговорила по телефону, спрашивая, как у Милы дела, как работа, обещая, что скоро приедет, и они вместе поедут на рынок. Рядом с Агатой села студентка, доставая мобильник и улыбаясь приходящим сообщениям, рядом с Таней – болтающая по телефону женщина, сильно пахнущая луком. Через полчаса забежал последний пассажир – худой и прекрасно выбритый мужчина в официальном костюме. Он коротко извинился, передал деньги и сел в конце салона, на последнее свободное место, изрядно сплющенное с комфортом расположившимися дамами. Дамы заволновались и спрессовались в нечто более удобоваримое.
Завёлся мотор; поехали. Водитель включил радио, музыка забормотала что-то из динамиков о великой любви и трагедии на незамысловатый мотив. Женщина рядом с Таней продолжала говорить по телефону, спрашивая про огурцы; её громкий и хорошо поставленный, как у учителей, голос взрезал пространство, не успевающее восстановиться на паузах. Под эти волны Таня начала клевать носом и, наконец, заснула. Как всегда в междугородних газелях, ей снилось, что она, волнуясь и суетясь, собирается с утра на газель, пытаясь запихать всё в старый рюкзак, потом вспоминает, что уже едет – и снова оказывается дома в сборах. И так до зацикленной бесконечности.
Машина рванулась и встала, чихнув; заснувшая Таня с размаху ударилась о тёмно-синее кресло Агаты. Хлопнула водительская дверца, газель покачнулась. Водителя было видно через грязное запотевшее