Так, меня воображаемая девушка сейчас, типа отшивает, да?
– Считай, что так. Сдохнешь ты, короче, одна. Ни хрена ты не любишь, ни хрена тебе не надо.
Я виновата, что ли?
– А кто виноват?
Блин.
Меня снова затошнило, и я еле успела нагнуться над унитазом. Когда приступ закончился, я открыла глаза. Я была абсолютно одна.
* * *
Той ночью мне снова снился сон с лианами. Только цветов в этот раз не было. Вернее, они были, но появившиеся бутоны не успели распуститься – они сразу же завяли и превратились в жухлые коричневые плоды. Лианы вокруг уже не были сочно-зелёными, а походили скорее на полусгнившие водоросли, бурые и скользкие, но в то же время поразительно крепкие. Пока они не начали лезть мне в горло, я пыталась звать на помощь, но голос не слушался.
Вдруг что-то в сне пошло не по плану. Кто-то гладил меня по голове. Я подняла глаза, это был Ватсон.
– Дура ты, Марина. Дура. Сама виновата.
Ватсон. Как живой!
– В чём, Вань, в чём я виновата? – веки набрякли горячим железом, из глаз полился раскалённый свинец. – Что заболела? Что меня бросили все? Что я не нужна никому?
– Не в том. Ты же первая всё бросила.
– Когда?
– Не дури. Ты же жить осталась.
– Ты мне, типа, жить завещаешь? Ни хрена себе. А ничего, что у меня, типа, тоже рак?
– Нет у тебя рака. Ты просто жить не хочешь.
– Скажи это моему врачу. Ватсон, блин, это же элементарно!
Гнилые лианы, которые до этого только удерживали меня неподвижно, начали оплетать моё горло, сжимаясь.
– Молчи, – Ватсон вдруг перестал казаться живым. А стал похож на ту восковую копию себя в гробу. Я слышала его голос, но губы не шевелились. – Молчи. Ты виновата. В том. Что отрицаешь. Жизнь.
Он провёл рукой по моим глазам, опуская мне веки. Я умерла.
* * *
Я проснулась, за окном уже светало. Акварельный апрельский рассвет. Ресницы были ещё мокрыми от слёз кошмара, но глаза умылись и видели ясно. Руки тряслись, через кожу просвечивали зелёно-синие провода вен. Сетка запекшихся порезов украшала меня как клинопись последних лет.
Что со мной было? Не знаю. Я потеряла себя в своей же жизни. Где там я, где моя болезнь, где голоса? Я настоящая – только один из осколков в калейдоскопе того человека, которого знают все. Мог ли кто-то разглядеть именно меня в этих бесконечно перескакивающих узорах поведения?
Мне захотелось разбить этот витраж, вырваться из него отдельной единицей, не складываясь больше в ненужные мне картины чужого бытия. Мне захотелось выбраться. Внезапно мой сон стал понятен. Жизнь, которая хоронила меня за нежелание жить. Не давала ни притронуться к цветам, ни встать, ни вдохнуть. Я виновата, что и не хотела дышать.
Впервые за долгое время мне захотелось жить. Нет, не то чтобы я вдруг резко полюбила мир вокруг. Но я решила, что буду просто выживать изо всех сил. Пусть одна. Пусть зря. Пусть.
Глава