Акварель. Алексей Сергеевич Вилков

я любила сдирать в приступе страсти. Род деятельности Гарика определить сложно. Он чернее, чем чернота, внешне и внутри, но я тогда я была рисковой особой и пускалась в игры, не боясь любого исхода. Гарик – конгломерат и мутант, смесь разных оттенков. В нем полным-полно коричнево-черной краски с набросками красного и желтого. Сложный человек, достойный упоминания. Единственный, кто долгое время был ко мне равнодушен и хранил бдительность. Лишь спустя месяц сдался как все его предшественники. С ним я напрягалась долго, потела, вертела, извивалась как змея и достигла результата. Он единственный, с кем я познакомилась за границей. Единственный, кто не слышал обо мне и не знал моего отца. Гарик любил шотландский виски и курил сигары «MonteKristo», имел массу вредных привычек, за что его с легкостью можно возненавидеть. Я любила подонков и подлецов, точнее, тогда мне казалось, что любила. О его бизнесе я узнала позже из прессы, когда папочка, перелистывая «Коммерсант», наткнулся на суровую статью и не поленился прочитать ее вслух, возмущаясь, как министерский чиновник перед уведомлением об отставке. В статье говорилось о том, как плохие дяди отбирают у хороших бизнес, захватывают их предприятия, заводы, терминалы, банки, рестораны и присваивают себе, основываясь на подложных документах и силовой поддержке подкупленных агитбригад из охранных организаций.

      «Рейдерство наступает!» – грозно указывал заголовок. Я не имела об этом понятия, так как не увлекалась войнушками и не имела за собой предприятий. Собственностью владел папа. Конечно, эта проблема его заботила, хотя он был уверен и вполне оправданно, что она его никогда не коснется, но по возмущаться за других даже моему бессердечному в деловых кругах титану полезно. Статья прилетела первой ласточкой. До скандальных творений Астахова народ пока не дожил, но словечко ходило в узком обиходе и распространялось как медленная инфекция – тихо и незаметно. В статье приводились примеры захваченных частных объектов, искусственно объявленных банкротами, а дальше вездесущий журналист, этакий новоиспеченный мистер Паркер, поделил рейдеров на «белых» и «черных», утверждая, что за ними будущее и предохраняться нужно уже сейчас. Позже папа выведал, кто проплатил статью. Оказалось, сами рейдеры. За невидимой схваткой стоял серый кардинал по фамилии Вартанян. Папа понятия не имел, что он за птица, и не собирался связываться, дабы не навлекать на себя опалу и газетных писак.

      День спустя мы катались по Москве – реке на яхте Гарика. Почему-то он особенно сверкал зрачками и налегал на «Asti Mondoro». Я спросила: «Мы что-то празднуем?» Он покачал распущенной шевелюрой и громогласно заявил, как скоро вся Москва будет в его руках. Я удивленно взглянула на рассекаемые острием яхты волны и не поверила, спросив, неужели он собирается баллотироваться в меры или госдуму? Это глупо и бесперспективно, добавила я, а он рассмеялся и налил мне шампанского. Лишь спустя месяц я узнала, что первый московский рейдер – мой ненаглядный Гарик Вартанян. В первые секунды я не поверила, а минуту спустя испугалась, а через полчаса смеялась над ним, над собой и над его