Когда мы случайно пересеклись в «Vogue Cafe» Ярослав хладнокровно заявил, что предполагал подобный финал и свел риски к минимуму. В нем отсутствовали эмоции и любой намек на обиду. Он окончательно превратился в робота, отлично вычисляющего математические задачи. Я не удивилась его словам и невозмутимо отзеркалила его мертвый взгляд. Прежде невозмутимый Ярик неожиданно перешел на личности и позволил себе дерзко высказаться на мой счет, упомянув мать и проклиная отца. Я не сдержалась и пожелала ему сдохнуть онанистом и евнухом. Он развернулся и ушел, а я запомнила его сутулые плечи, как бы разрубленные наполовину. Как злобный горбун из Роттердама, он поплелся за ближайший угол, с той минуты потеряв меня окончательно. Сначала я испытала облегчение и поучила порцию холодного адреналина. Потом накатили равнодушие и немая грусть, а последним аккордом прозвенела пустота. Ярослав занимает почетное место в галерее намалеванных мною красок. Он самый серый цвет – оттенок уныния и безразличия.
Акварель наполнялась с приливами и отливами. Каждый цвет запоминался отчетливо и по-своему уникально, искрил, возбуждал, оставляя жирные, несмываемые следы. Когда цвета перемешивались, наступала полная катавасия. Смешивать краски – жуткое занятие, потому я никогда этим не занималась. В акварели все цвета равны, нет фаворитов и победителей. Каждый занял свое место в памяти, залившись в специально подготовленную лунку. Пока есть и вакантные места.
Естественно, речь шла о Серже. Он уже на подходе и следующим превратится в экспонат моей разношерстной коллекции. Какой цвет ему подобрать, я пока не определилась. Серж – целая композиция, намалеванная из сотни оттенков. К нему я питаю симпатию лишь как к объекту своих психологических игр. Серж не мужчина моей мечты, и никогда им не станет. Он весьма далек от претензии на привлекательность. Его дурные привычки и испорченность бьют ключом, обнажая острые недостатки, коих у него на порядок больше, чем достоинств. Если честно, мне сейчас не до новых игр. Не будь я знакома с Сержем тысячу лет, то держалась бы от него за тысячу километров, а любые попытки к сближению запорола, не давая сосунку ни малейшего шанса. Серж отгоняет других самцов, как голодный котяра, метит свою территорию, благодаря чему никто не подкатывает, будто Серж платит каждому постояльцу по тысяче евро в день, чтоб они держали себя в узде. Впрочем, иногда бывают осечки.
Прошлые события не дают покоя. По их вине я прячусь в каннском пристанище и открываюсь сомнительному мальчику о своих похождениях. Любопытство Сержа растет в геометрической прогрессии. Он задает дерзкие вопросы, погружаясь