– Ты сказала, что мой отец воспользовался лазейкой, достойной только труса.
Мать вздрогнула, хотя я всего лишь упомянула о человеке, давно уже покоившемся в могиле.
– Вот как?
– Да, это твои слова.
– Даже представить себе не могу, о чем я тогда думала.
– Ну так что же все-таки совершил мой отец?
Отвернувшись, она делано рассмеялась и воскликнула:
– Неужели ты столько времени ждала, чтобы попросить объяснить какую-то глупость, которая случайно вырвалась у меня на пороге церкви?
– Да, мне любопытно услышать твое объяснение.
– Ох, Маргарита, ты такая…
Она осеклась, а я терпеливо ждала, что она все-таки уточнит, какая же я, раз это заставляет ее вот так резко качать головой и хмуриться.
– Ты какая-то чересчур серьезная, – наконец закончила она.
– Да, – согласилась я, – это правда. Я действительно очень серьезная, госпожа матушка. И по-моему, теперь уже это ясно всем. Хотя вообще-то я всегда была очень серьезной и очень прилежной девочкой. А ты тогда сказала о моем отце нечто такое, о чем я, по-моему, имею полное право знать. Мне нужно понять, что там было на самом деле. Для меня это очень важно.
Поднявшись, мать подошла к окну и на некоторое время застыла перед ним, словно любуясь вечерними сумерками. Несколько раз она невольно пожала плечами, будто испытывая раздражение от столь неуклюжих вопросов, которые задала я, ее единственная дочь от Джона Бофора. Одна из фрейлин подняла голову и с готовностью на нее посмотрела, полагая, что ей что-то понадобилось, и я заметила, как они с матерью переглянулись. В их глазах читалось одно: до чего все-таки несносна эта девчонка! Мне стало так неловко, что я даже покраснела. А моя мать, тяжко вздохнув, промолвила:
– Ах, все это было так давно. Тебе сейчас сколько? Тринадцать? Ради бога, Маргарита, вспомни: твой отец скончался двенадцать лет назад!
– Тем легче тебе будет о нем говорить. Я уже достаточно взрослая и вправе знать, что с ним случилось. А если ты не ответишь, тогда мне, конечно, придется выслушать версии других людей. Ты, наверное, не захочешь, чтобы я расспрашивала слуг?
По тому, как вспыхнуло ее лицо, мне стало ясно, что уж этого она точно не хочет; впрочем, я понимала: слугам давным-давно строго-настрого приказано не обсуждать со мной моего отца. Но что же все-таки случилось двенадцать лет назад? Почему мать так стремилась об этом забыть? И почему она с таким усердием скрывает от меня правду? Видимо, это нечто постыдное?
– Как он умер? – не сдавалась я.
– Он покончил с собой, – быстро и тихо произнесла мать. – Раз тебе так уж необходимо докопаться до истины. Раз ты так жаждешь узнать о его позоре. Он оставил тебя, оставил меня и совершил постыдное самоубийство. В это время я была беременна и потеряла ребенка. Я была настолько потрясена, что у меня случился выкидыш, а ведь это мог быть мальчик, наследник дома Ланкастеров.