– Кэп?.. – сипло зову я.
Козырьком прикладывая руку ко лбу, Яшка и Кирилл силятся разглядеть приближающуюся троицу. Кэп, не отрывая глаз от местных, бережно хлопает меня по плечу: дескать, не отвлекайся.
Острый изогнутый рог впивается в дерево, сдвигает засов еще на ладонь. Носоглотка пересохла, и запах мороженого мяса въедается в слизистую. Вблизи хорошо видна огромная рваная дыра в том месте, где когда-то была коровья нога. Рана настолько глубокая, что можно рассмотреть сахарно-белые кости таза. Не надо быть ветеринаром, чтобы понять: с такими повреждениями не живут.
– К-кэп?..
– Ты снимай, Малой! – мягко говорит Кэп. – Снимай!
Камера послушно пишет, как приближаются коренастые фигуры. Что-то беспокоит Кирилла и Яшку. Черных недоуменно переговариваются, но я их почти не слышу. Не могу оторваться от мертвых коровьих глаз, двух кусочков льда, припорошенных инеем. Издалека доносится изумленный голос Костика:
– Ёмана! Они голые, что ли?!
Почти беззвучно засов покидает скобы, валится в снег. Под собственным весом ворота распахиваются. Ржавые петли визгливо скрежещут, аж мурашки по затылку. Кэп оборачивается на звук, но медленно, слишком медленно. Широкий лоб врезается ему в бок, опрокидывая на землю, рога с треском рвут ткань комбинезона.
Барахтаясь в снегу, Кэп умудряется извернуться. Карабин упирается в массивную коровью челюсть и оглушительно рявкает. Кэп не соврал. Пуля выгрызает внушительную красную дыру. Ошметки мяса разлетаются в разные стороны. Несколько кусочков, красных, с белыми прожилками, попадают мне на унты. Корова, пошатываясь, валится на бок. Грохот выстрела срабатывает как условный сигнал. Маленькое увечное стадо с неожиданным проворством бросается к выходу из загона.
Штатив я бросаю сразу, а бросить камеру не позволяет жажда славы. Какие кадры, боже мой, какие кадры! Бежать в снегоступах неудобно, но страх придает сил. Вид мертвой скотины с изъеденными до ребер боками, с глубокими язвами в складках кожи передвигает наши непослушные ноги. За коровами с большим отставанием плетется троица местных. Я так и не разглядел их толком и не хочу, ей-богу, не хочу! Когда мы выберемся отсюда, на мой век и без того хватит кошмаров.
Дыхание вырывается со свистом. Я еще не хриплю, держу бешеный темп, почти не отстаю от группы. За спиной глухо стучат копыта, и я с ужасом понимаю, что «когда» превращается в «если». Мертвое стадо бежит медленно, но все же быстрее нас. Крохотная фора сходит на нет за считаные минуты. У самой кромки леса коровы нас догоняют.
Пуховик смягчает удар, но дыхание все же сбивается. Зарывшись лицом в сугроб, я автоматически выбрасываю правую руку вверх, спасая камеру. Тону в пушистом снегу, отплевываюсь, встаю на четвереньки. Морозный воздух раскалывается от грохота выстрелов, и я испуганно падаю обратно