– Не дождётся сыночек Сашенька и не узнает, где кончила мамка его жизнь свою паскудную… А деваха рослая, красивая, скольких бы могла ещё парней нарожать. Обшарил, а у нее письмо недописанное, маме… в Челябинск. Обратный адрес – город Сочи. – Сергей откинулся на перегородку. – Сочи, Сочи, чёрные ночи. Муторно на душе стало… Выстрелы слышу, разрывы, а сам не могу от письма глаз отвести. Ничего не пойму. Что с нами, русскими, сделалось, что в России происходит? Кто стравил народ? – Он опустил голову на столик, обхватил её руками, и мне почудилось, что застонал. Я его не тревожил. Уставившись в темноту за окном, думал о своём попутчике и о том, что услышал от него.
Поезд торопился, били по рельсам колёса: тук-тук, тук-тук… Бледно горели вагонные лампочки, а за окном по-прежнему полыхали бело-синие, с кровавым отсветом грозовые всполохи – теперь они казались мне снарядными разрывами. Свежий ветер, напитанный электричеством, будто принёс запах пороха.
– Сергей, может, мы с тобой чего-то недопонимаем? – не выдержав напряженного молчания, заговорил я. – Ведь чеченцы – это те же граждане России, и, наверное, не нужно было их принуждать? Может, они сами как-нибудь…
– Как это сами? Как-нибудь? Вон твоё «как-нибудь», – перебил Сергей. – А ты загляни в глаза беженцам, ограбленным, униженным, изгнанным из своих домов. Ты знаешь, что они сделали с русскими? С русскоязычными, как сейчас принято говорить, словно русских и вовсе нет. Остались только русскоязычные. Я не хочу эту тему трогать… Ты видел изнасилованных маленьких девочек? Ты знаешь, о чём они думали, о чём просили в тот момент? В чем, скажи, они повинны перед этими дикарями? Перед этим… зверьём! В чём их вина? Ты-ы, ты-ы, – он словно поперхнулся, – ты ви-идел, как плачет отец над трупом своего маленького сына, над которым сначала надругались, а потом живым затоптали в грязь! О-о! Не-ет, братан, ты ещё не знаешь, что такое настоящее горе. Когда люди глядят открытыми глазами на солнце и не-не видят его! Ты видел своих друзей с выколотыми глазами, с распоротым животом и вырезанными яйцами… и… и-из-изувеченных при жизни?.. Братан, знаешь, горе не бывает маленьким, горе всегда безмерно…
Он замотал головой, словно отгоняя кошмар, некоторое время напряженно молчал, будто решая, говорить ли дальше, и решительно, жестко произнес:
– Они сами себе подписали приговор. Сами поставили себя вне закона! Вне Закона! Они враги России, а врагов надо уничтожать, если этого не сделать… У нас нет выбора. Этот Карфаген должен быть уничтожен. У нас есть право на эту месть. Святое право, и никто, и ничто нас не остановит. Год, два, десять лет пройдёт, но мы отомстим. Они думают, что только у них кровная месть… Не-ет… хрен вот им, теперь она есть и у нас. Мы клялись ничего не забыть. Наши павшие, замученные товарищи дали нам право… – Я смотрел на его слабое отражение в окне и мне думалось, что это не он говорит, а его вторая сущность, та,