Бункер. Расщепленные тенью. А. Воробей

на четыре ноги. Встряхиваюсь по-собачьи, чтобы звериная шкура как следует села. Управлять этим телом просто, когда уже научился, самое сложное, к чему я никак не могу привыкнуть – это поток информации, который прилетает со всех сторон. Город разворачивается передо мной звуками и запахами, я знаю все, что одновременно происходит в нескольких кварталах. Я слышу, как плачут дети, едут машины, топают десятки чьих-то ног, догоняя кого-то. Возможно, меня. Скорее всего, меня. Я чую кошку, прячущуюся на дереве, от нее воняет страхом. Я слышу, как крысы копошатся в мусорном баке, грызут сухие куски хлеба и куриные кости. Я чувствую запах собак, разных собак, молодых и старых, кобелей и сук, – их метки повсюду. Наконец, я перестаю воспринимать каждый звук и запах отдельно, пространство вокруг меня становится объемным, плотным, многогранным, я ощущаю его, как свою вторую кожу, оно и я – мы теперь неотделимы.

      Я есть Зверь. Мои глаза горят желтым огнем, из раскрытой пасти капает слюна, стекая по длинному языку. Я вспоминаю про поезд и про то, что мы должны были кого-то найти, бегу на вокзал.

      Город напоминает грязного лохматого бродягу и любит таких же, как он. Ему нравится рассказывать мне о том, что и где творится, предупреждать об опасности, подсовывать узкие темные улочки, скрытые от посторонних глаз. Он обнимает меня, как любимого ребенка, и шепчет: «останься».

      Улицы помнят всю его историю, пересказывают водосточными трубами, запечатывают скрытые шепотки в стенах домов, вкладывают крошечные послания в трещинки на асфальте. Надо уметь слушать, чтобы их понимать. Как это делает Сумрак.

      Здания жмутся друг к другу серыми спинками, рыжие крыши прячут в себе белых голубей. С высоты птичьего полета Город совсем другой. Там, наверху, как будто больше света, больше воздуха, все делается более ярким и сказочным. Наверное, поэтому Пит выбрал небо. И поэтому Кошка ему завидует. Ей тоже хочется видеть Город другим. И ей кажется, что она сама так станет легче, и, наконец, сумеет оторваться от того, что каждый день тянет ее вниз.

      Я на вокзале. Мы напрасно считали, что тут давно уже никого нет. Судя по запаху, кто-то здесь обитает. И сейчас этот кто-то прячется в пустом здании и следит за мной сквозь грязное стекло. Ему страшно и любопытно одновременно, – он впервые видит Ночного Охотника так близко.

      Бегу по вагону, принюхиваюсь к каждому сидению и под ними, ищу нужный след и, наконец, нахожу. Он рассказывает мне о своей хозяйке, больше, чем может рассказать о себе человек в первые минуты знакомства. Я знаю ее примерный возраст и образ жизни. Я мог бы знать ее болезнь, если бы такая была, но девчонка абсолютно здорова. Она приехала с одной сумкой, в которой помимо всего прочего везла булочки, щедро сдобренные ванилью.

      След свежий и очень четкий. Бежать по нему легко. На остановке она топталась долго, видимо, ждала трамвай. Затем к ней подошел пожилой мужчина, я чувствую запах валерианки и мерзкого одеколона, который заставляет меня чихать. Он сказал ей то, из-за чего она решила идти дальше пешком, не дожидаясь транспорта.

      Бегу по широкой