Спят собаки, развалившись, кто пластом, кто на спине, дергаются, взвизгивают во сне. Гасит лампу охотник и лезет на нары, на мягкую постель. Он один на огромную округу. Но с ним верные помощники – собаки, без которых человеку в тайге не прожить.
Ночь течет за окном. Ходики отсчитывают время.
Особое мнение
Нодья[37] горела ровно и тихо. Видно было, как от ее тепла медленно оседал снег на бровке ямы и парил сырой мох. Пахло листьями и багульником…
Кольша чувствовал это тепло, лежа в спальнике, на хвое. В таком же спальнике, ногами к его ногам, устроился отец, а где-то рядом свернулся калачом Буян – зверовой пес-лайка.
Сон захлестывал сознание, но, когда один бок припекало, юный охотник переворачивался и подставлял костру нахолодевшую сторону. Первый раз отец взял его на зверовую охоту, первый раз доверил ружье с пулевыми патронами, нужные охотничьи принадлежности. Это и радовало Кольшу, и тревожило…
Из года в год, сколько он себя помнил, отец, едва устаивалась зима, уходил в лес на промысел лосятины и всегда возвращался с добычей. Еще в третьем или четвертом классе Кольша заикнулся отцу о браконьерстве и едва не схлопотал оплеуху.
– Тебя кормят, одевают и обувают – и молчи! – со злом выкрикнул отец. – Молоко на губах обсохнет, жизнь пожует – тогда и будешь давать советы родителю. И запомни: зверю все равно – с лицензией его хлопнут или без нее…
С тех пор Кольша в отцовские дела не совался. Да и в глухой их деревеньке, затерянной среди заболоченных лесов, все промышляли лосей без лицензий. Шло это испокон веку и считалось делом обычным. Вероятно, и деревня их выросла из удальцов охотников, забравшихся на поселение в такие дебри, где зимой по уши снегу, а летом не продохнуть от гнуса[38], где и хлеба негде сеять, и с сеном шибко не разбежишься. И если раньше деревня еще кое-как и кое-чем жила, мало-мальски держалась, то накатившиеся перемены и это малое смяли, лишь худосочные огороды да почти пустые леса-согры остались последними источниками пропитания в диком их крае…
Охотники вышли из дому в самый сон-час, во второй половине ночи, почти под утро, и шли задворками, вдоль изгородей, прячась от случайного глаза: время помяло и людей – доносчики в деревне завелись, завистники. Потом часа полтора они колесили по едва проторенным в снегу проселкам и только после этого стали на лыжи. Рассвет встретили в далеких глухих сограх – заболоченных, густо заросших кустарником лесах.
Кольша шел сзади, по готовому следу. Широкие лыжи, подбитые камусом, скользили легко, но на спине висел рюкзак со спальником и едой и ощутимо давил на плечи, и ружье добавляло весу. Был рюкзак и у отца, еще тяжелее, но отец держался в силе, а Кольша в свои четырнадцать лет эту силу еще не набрал.
Лыжню охотники торили или в лесу, напрямую, или вдоль опушки,