Все закончилось переменами в личной жизни: Данияр расстался со своей девушкой.
– Я так растворился в ней, – сообщил он. – Забыл самого себя. Оставшись один, я засунул палец в жопу. Достал и понюхал: вот он я, так я пахну.
Учет своих долгов мы вели шариковой ручкой прямо по обоям и потом зачеркивали, когда возвращали занятые деньги. Такая наскальная живопись покрывала значительную часть пещеры над моей кроватью, я спал под этими синими надписями. Не позволял себе сильно нарушать сроки, стараясь успевать перезанять, чтобы отдать. Суммы были совсем небольшие: сотка на пиво, сотка на обед, очень редко три или пять сотен на неистовый кураж. Сначала на окне висела штора, но я сорвал ее во время ссоры с Сигитой и заклеил стекла страницами распечатанного данияровского сценария.
Мы жили на десятом этаже, и это здоровенное окно манило и затягивало, а под зданием – пустырь, усеянный лимузинами. Шесть нижних этажей общежития были отданы под офисы, и сам этот свадебный прокат принадлежал проректору по хозяйственной части ВГИКа. Вот так он вел свой бизнес: прямо в здании.
Мне постоянно снился сон, даже не сон, а какие-то телесные галлюцинации тревожили мое туловище. Картинок не было, но было явное ощущение пространства, тел, расстояний, высоты, воздуха, пустоты. Вот я в промозглой тьме, залезаю самому себе на плечи, а потом еще раз и еще это проделывают версии меня, маленькие я, пока человечки – все эти я – не добираются до десятого этажа. Мы чувствуем стекло пальцами, ничего не видя, но зная, что надо достучаться до настоящего меня, спящего внутри комнатки. Проникнуть в мою голову, до которой всего полметра. Но не выходит: конструкция из человечков начинает раскачиваться, и мы, хрупкие воображаемые малыши, разлетаемся и падаем, вырастая до настоящих моих размеров, обретая на лету тяжесть, серьезный вес, который ускоряет падение на белые и розовые лимузины. Мы ломаем их, продавливая и разбивая вдребезги.
Михаил Енотов был спокойным, внимательным и человечным, но жестким в своих убеждениях, он интуитивно выбирал золотую середину, не любил неожиданности, я же был импульсивным, человеком крайностей, безотказным и сексуально озабоченным, любителем грязи и склонным к безутешному чувству вины. Выпивали мы за время совместного жилья, наверное, одинаковое количество алкоголя, но у меня это были запои и завязки, а у него – более равномерное и спокойное потребление.
Когда я завязывал, одну ночь всегда проводил в бессоннице, в судорожных мыслях и онанизме, но к вечеру второго дня мозг успокаивался, я входил в какой-то транс, мне хотелось писать. Тогда я сидел один в комнате, делая рассказы. Бывало, что это выпадало на вечеринку. Все веселились на кухне нашего этажа, я мог выйти на пять минут, сонно перекусить что-то и перекинуться с кем-то парой слов, но алкогольный адок слишком