– Но разве он не захотел бы вам об этом рассказать?
– Необязательно. Я ведь был советником обвинения, мистер Питт, а не защиты. Очевидно, однако, что он собирался поставить в известность Бартона Джеймса сразу же, как только получит подтверждение своим разысканиям. Он действительно упомянул, что очень скоро навестит Джеймса. – Говоря это, Прайс серьезно глядел на Томаса, и по его лицу было заметно, что он начинает все больше осознавать происходящее. – Тогда многое из того, что кажется сейчас странным, объяснилось бы… – Он осекся, словно опасаясь сказать лишнее, и теперь ожидал, что ответит Питт.
– А полиция никак не отметила исчезновение ожерелья? – спросил инспектор, обдумывая услышанное.
– Нет, не припомню, – тихо ответил Прайс. – В материалах суда это было не зафиксировано. Мисс Маколи утверждала, что она вернула ожерелье Блейну, но полагаю, что ей попросту не поверили, решив, что она его утаила – ожерелье действительно было дорогое. Или же она утверждала это, чтобы помочь защите брата.
– Это помогло?
Прайс сокрушенно пожал плечами.
– Ни в малейшей степени. Я уже говорил, что ей не поверили. Не исключено, что мы должны перед ней извиниться. – На лице его отразилось сожаление. – Боюсь, это именно я заявил, что она женщина двусмысленной репутации, что ей не очень-то можно доверять и что она будет утверждать все, чтобы посеять сомнения в вине брата. В тех обстоятельствах это было вполне допустимое заявление, но в конечном счете, возможно, и несправедливое. Очень неприятно думать, мистер Питт, что некто употребил все свое искусство, дабы невиновного человека повесили. И тот аргумент, что этого требует сама по себе должность прокурора, не очень утешает.
Томас почувствовал к Прайсу инстинктивную симпатию; в памяти его всплыли собственные болезненные воспоминания. Прайс ему нравился, и все же нечто беспокоило инспектора – нечто едва ощутимое и слишком неопределенное, чтобы дать этому название.
– Понимаю, – произнес он вслух, – у меня такое же чувство.
– Да-да, конечно, – согласился Прайс. – Хотел бы я вам рассказать больше, но это все, что мне известно. И сомневаюсь, что мистер Стаффорд знал больше меня, иначе бы он обязательно упомянул об этом. – Прайс остановился, в глазах его мелькнула какая-то тень, хотя он по-прежнему держался с большим достоинством, почти горделиво. – Я… мне жаль. Я ведь был лично знаком с ним.
– Уважаю ваши чувства, – ответил Питт.
Он редко бывал в таком неловком положении, когда не знал, что сказать. Ему очень часто приходилось сталкиваться с горем других людей; Томас всегда сочувствовал им и твердо знал, что надо говорить в подобных случаях. Однако было в Прайсе нечто смущающее Питта, как и в Джунипер Стаффорд.
– Спасибо, что уделили мне время, мистер Прайс. – Томас встал. – Вы были очень любезны и дали мне много материала для размышлений. Вероятно, в деле