Я изложила Руди свои соображения, но он и после этого не смутился. Немного застенчиво признается, что сильно привязался к своим сокровищам и охотнее всего оставил бы их себе. Я рассказываю, что Перси оберегал дорогие для него вещи как зеницу ока. Вспоминаю об одном случае, о котором прочитала в книге, – как некий одержимый ювелир убил покупателя, чтобы любимое украшение не ушло в чужие руки. Однако Руди в этом примере находит лишь еще одно подтверждение тому, что правильно оценил художественную цену своей коллекции.
Наивным дитя природы Аннелизу, разумеется, не назовешь, и все же у нее напрочь отсутствовала сдержанность, которой природа иногда награждает благородные натуры. Все это время она издавала радостные возгласы «А-а-а!» или «О-о-о!», словно наблюдала красочный фейерверк. Вдруг подруга запустила руку в открытый футляр из красной телячьей кожи и выпалила:
– Хочу себе такие за любые деньги!
Руди аж передернулся.
Речь шла о так называемой парюре, состоявшей из колье, браслета, кольца, броши и серег. Чисто ручная работа, инкрустация крупными кабошонами из изумрудов и мелких рубинов, сделано, видимо, около 1830 года. Схватив именно эти предметы, Аннелиза продемонстрировала хороший вкус, а заодно и полное непонимание того, сколько они могут стоить, и может ли она позволить себе подобную роскошь.
Поразмыслив, Руди назвал весьма корректную дружескую цену, от которой Аннелиза пришла в ужас.
– Господи помилуй! – воскликнула она, побледнела и почтительно вернула украшения в футляр.
Я невольно улыбнулась, но тут же вспомнила, как в самом начале профессиональной деятельности тоже с трудом справлялась с непреодолимым желанием оставить красивые вещи себе.
– Цепочка с огромным изумрудом не налезет на наши шеи, – сказала я подруге в утешение, – а букет цветов из твоего сада прекраснее, чем все эти побрякушки.
Аннелиза была другого мнения, потому что ни один цветок не сверкал так, как благородные камни.
– Я давно не слежу за событиями, – оправдалась я, – когда у нас следующие ярмарки?
По опыту я знала, что на крупной ярмарке антиквариата, как правило, удается сбыть одну-другую дорогую вещицу.
– В Дортмунде в сентябре, в Мюнхене в октябре, – ответил Руди, – а наша, в Райн-Майн-пассаже, только в феврале следующего года. К тому времени я умру от голода!
Аннелиза кое-как разобралась в сути дела и подключилась к обсуждению, что́ в нашем случае можно было бы предпринять.
– Если гора не идет к пророку, – обратилась она к Руди, –