– Гриш, кто-то сообщает Ларисе Сергеевне новости раньше, чем я сам о них узнаю. Я хочу, чтобы ты нашел этого человека. Или эту контору. Или эту машину. Чем бы это ни было.
– Я попробую, но мне придется установить оборудование на территории особняка Ларисы Сергеевны.
– Нет, она не позволит. Придумай, как это сделать удаленно. По поводу взрыва я понял.
– Если кто-то возьмет на себя ответственность, то хорошо. Но если в течение трех дней будет тихо, то сочтут личной инициативой. А личная инициатива одного из клонов, девяносто девять процентов которых работает на опасных производствах и с опасными веществами выльется «Живому проекту»…
– Не продолжай. Я все понимаю.
– Ты не приедешь в офис сегодня?
– Не собирался. Пришли мне запись. И спасибо за оперативность… в моем личном запросе.
– Ты про парня Гороян? Это было несложно. Только теперь по той же ниточке, но в обратную сторону пойдет его руководство, и тогда парню пиши «пропало». Если ты планируешь что-то предпринять, лучше поторопиться.
– Я понял. Если у тебя есть время и возможность, подчисть за ним и выкупи долг на «Живой проект». Обратись к Федору.
– Что?!
– Ты услышал и понял правильно. Сделай это для меня, пожалуйста.
– Хорошо… – глухо, с неохотой ответил начальник СБ, – отбой.
– Что-то еще? – Люда стояла против света, и Михаил видел лишь ее силуэт.
– Ты не хочешь этого знать.
– Да, не хочу. И ушла, чтобы не знать.
– Прости, – вздохнул Михаил. Он не видел лица женщины. Перед ним в ярком свете в обрамлении мягких волн спадающих на пол и подобранных массивным шнуром тяжелых штор стоял лишь абрис… образ человека, на поддержку которого он имел право рассчитывать, но не имел права причинять ей ту же боль, что испытывал сам. Они в равной степени любили LPI, но разделившая их пропасть стала очевидна: Людмила уже ушла.
Пройдя в прихожую, Михаил накинул пальто и, не прощаясь, ушел.
Вася ждал распоряжений, но президент молчал. Он смотрел в окошко на высокий темно-коричневый железный забор, отделяющий частную территорию его бывшего секретаря от улицы. Нужно было двигаться, что-то делать, но Михаил не мог решить куда и не находил причин зачем.
– Какой сегодня день?
– Одиннадцатое октября, Михаил Юрьевич, – отозвался Вася, – вторник.
Он сидел, задумчиво глядя на забор, или сквозь него – не видя преград. Он пытался вернуть свои мысли к происходящему вокруг, но картина распадалась, словно великолепный антикварный витраж, разноцветные осколки которого поодиночке оказывались бессмысленными стекляшками.
Через минут десять или чуть больше Михаил вернулся в дом Людмилы. Она стояла в проходе в гостиную, будто все это время ждала его возвращения, следя за ним в окно.
– Почему я?
– Что?
– Твое признание… твое предложение… – Михаил прикоснулся ко лбу, его скулы горели, – твоя просьба потешила мое самолюбие, и я не спросил, почему ты выбрала меня, – пояснил он свой вопрос. – Если тебе