– Прикольная у тебя реакция, парень, – заметил один из фельдшеров. – Как ты мимо сканеров-то ходишь?
Когда квартира опустела, Александр налил еще чаю и прошел в комнату. Из головы не выходила реакция Шурика на слово «документы». Как долго он будет вздрагивать, слыша подобные просьбы?
Прикрыв окно, Саша сел на диван и уперся локтями в колени. Перед глазами яркими, до жути реальными картинками рисовался летний рассказ Шурика. Тогда он не поразил клона так, как история хирурга. Теперь же он вдруг осознал, что не имеет понятия о том, что может чувствовать ребенок, когда на его глазах в течение суток корчится и трясется отец, протягивая руки, хрипя и проклиная. Что остается в человеке, сутки прижимающем к себе не от ненависти, а от непонимания этот хрупкий, как сама жизнь, стеклянный сосуд с огненной водой.
Шурик рассказывал, что когда проснулась мать, отец был уже мертв. Она так и не выдрала из его рук бутылку, которая могла бы, хоть и ненадолго, но спасти ее мужа. Он не помнил, сколько простоял, вжавшись спиной в бетонную стену, и не помнил, сколько била его мать, когда поняла, что он сделал… точнее не сделал. Зато он очень хорошо помнил детский дом, а потом вокзалы, рынки, вендинговые терминалы. Он увлеченно рассказывал о жизни на улице, о повышении из попрошаек до «терминальщика», о стычках со своими и полицией, о побегах и отсидках, о голоде и холоде после катаклизма. Он слишком быстро обзавелся «профессией» и слишком рано осознал, что такое хорошо, а что такое плохо. Глеб Саныч сказал, что такие не выживают, но Шурик обладал исключительной добротой и практически блаженной наивностью.
Наверно, Бог его хранил.
2
Это не было праздным любопытством. Михаил видел, что утечка клонов, хоть и уменьшилась до единиц, стала стабильной. Осознавая свою беспомощность, президент хотел удостовериться, что Александр не призывает их к бегству.
Он рассчитывал, что после проведения закона они вернутся. Иначе в чем смысл? Михаил предполагал, что у бежавших были на то какие-то причины, но основным стимулом считал агитацию Александра.
Когда президент зашел в домик охраны, шел двенадцатый час ночи.
– Михаил Юрьевич? – удивился Коля, поднимаясь с кресла.
– Сиди, я не к тебе.
Охранник послушно сел. Михаил распахнул дверь в жилую часть и поморщился от стоявшего в доме запаха. В трех комнатах размещались двое охранников особняка и три живых проекта. Готовила Мария, но даже у нее не всегда получалось поддерживать здесь ту же чистоту, что и в доме хозяина. Кроме трех спален здесь была кухня, две ванные комнаты, тренажерный зал и комната отдыха. Михаил не часто заходил к охранникам, но поднимаясь на второй этаж, понимал, что все пятеро уже знают о его присутствии.
Михаил зашел в комнату отдыха. С дивана перед проектором уже поднялся молодой Олег. Из интерактивного кресла в углу комнаты вылез второй охранник.
– Где Олег? – спросил Михаил.
Так звали всех троих телохранителей-клонов, но Михаил мог спрашивать лишь об одном из них. За прошедшее после возвращения из