Армель Вилар закончила вскрытие.
– Я буду у прокурора в одиннадцать, – объявил Нико.
– Заключение о вскрытии будет у него на столе. Копию я тебе отправлю мейлом. Описание нанесенных ранений, результаты токсикологических и серологических анализов, стадия беременности, заключение и соображения о причинах и времени смерти, вид оружия…
Информация исчерпывающая. Нико вышел на улицу в полном ужасе. Мари-Элен Жори ждала ребенка. Невероятно! Он представил себе собственного сына, Дмитрия, крепкого четырнадцатилетнего подростка… Какое счастье иметь детей! Нико втянул в себя воздух – вверху живота проснулась тупая боль – и скривился. Он снова представил себе доктора Дальри и тут же захотел, чтобы она была рядом. Она смогла бы отвлечь его и заставить забыть все эти мрачные истории.
Снова зазвонил мобильник: это была Таня.
3. Личные дела
– Почти полночь, Нико! – послышался взволнованный голос сестры. – А я была уверена, что смогу услышать тебя только по мобильному!
– День был не из легких… Скоро буду дома.
– Мог бы позвонить, когда выходил из больницы.
Нико рассмешил этот материнский тон. Таня была на два года младше и типично по-женски его защищала. Что он будет без нее делать?
– Прости. У меня действительно не было времени.
– Ну а я все равно знаю, что тебе сказали. Алексис разговаривал с доктором Дальри.
Прежде всего Алексис Перрен был его зятем, а иногда и его врачом-терапевтом.
– А как быть с медицинской тайной? – Нико попытался подначить сестру.
– Можешь наябедничать мамочке, – смеясь, парировала удар Таня.
Их мать, Аня Сирски, русская по происхождению, бежала вместе с родителями из родной страны в 1917 году и с наслаждением культивировала все русское. Была только одна незадача: она вышла замуж за некоего господина Сирски, поляка, родители которого уже давно обосновались во Франции. Ее русские предки, наверное, в гробу перевернулись, – чтобы русскую угораздило выйти замуж за поляка! Эта высокая стройная женщина, со светлыми, отливающими серебром волосами и прозрачными голубыми глазами, обладала сильным характером и, следуя классической славянской традиции, стала актрисой: от смеха к слезам она переходила в мгновение ока.
Обожая Грибоедова, Пушкина, Лермонтова и Гоголя, она могла часами декламировать строки своих любимых авторов; всю жизнь, как он себя помнил, она читала своим хрипловатым голосом, который было невозможно спутать ни