– Я всё запомнила и всё всем передам, – уверенно пообещала коза.
– Спасибо, Шашенька, – Лала приобняла козу, а потом снова погладила по голове. И отступила.
– Бабушка, – обратилась она к обомлевшей шокированной женщине. – Не хотите ли поговорить со своей козочкой? О чём-нибудь. Сейчас, пока есть шанс. Потом возможно и не будет. Мне Рун немножко запрещает колдовать без значимого повода.
Бабушка нетвёрдым шагом подошла к козе, опустилась пред ней на колени.
– Шаша, не обижаешься ли ты на меня? – сдавленным голосом произнесла она с трудом.
– Нет, совсем нет! – очень по-доброму ласково ответила коза. – Я тебя люблю.
– И я тебя, – из глаз старушки полились слёзы. – Кормилица ты моя! Подруженька верная! Не больно ли тебе, когда я дою тебя?
– Нет, вовсе нет, – опять очень тепло уверила коза. – Мне совсем не больно. Даже нравится.
– Хорошо ли я тебя кормлю?
– Хорошо. Только… Хлебца бы почаще, – мягко попросила коза. – Очень вкусный.
– Хлебушек любишь?
– Да.
– У нас, Шаша, не всегда бывает хлебушек. Но когда будет, я тебе теперь каждый-каждый раз буду давать кусочек! – пообещала плачущая старушка.
– Правда? – обрадовалась Шаша. – Спасибо.
Бабушка обняла её.
У Лалы на глазах тоже выступили слёзы. Она утёрла их кулачком.
– А ты что плачешь? – с доброй улыбкой спросил Рун у неё шёпотом.
– Трогательно очень, – тихо ответила она.
Рун подошёл к ней и обнял. Так они обнимали. Рун фею, бабушка козу. Наконец старушка поднялась.
– Пойдём, Шаша. Я с тобой пройду. Присмотрю, чтоб не обижали. Закройся, Рун, за нами понадёжней, – она была в слезах, но уже не плакала.
Она вышла с Шашей в сени, Рун поспешил за ними. Вскоре раздался скрип засова. Рун вернулся к Лале.
– А ты всё слёзки льёшь, – улыбнулся он ласково, и снова обнял её. – Ну что ты, милая.
– Рун, – сказала она растрогано. – Знаешь, феи вот ради этого живут. Ради такого. Вроде и чудо небольшое. А столько чувств хороших пробуждает. В сердцах. Поэтому феи любят ваш мир. За это. У нас, Рун, все привычны к чудесам. Фее трудно такое хорошее пробудить в ком-то столь запросто. Порадуются, да, но не расчувствуются и не удивятся. Совсем другое. Правда, ваш мир жесток. Иные феи, кто тут побывал, потом порою плачут. От воспоминаний. И не рассказывают никому,