Он замолчал, печально, но твердо глядя на Эйлин из-под густых бровей. Она понимала, что он не отступится от своего. Это было самое торжественное, самое религиозное выражение его лица. Но она не ответила да и не могла этого сделать. Какой смысл? Она никуда не уедет. Она знала это и стояла перед ним, бледная и напряженная.
– Теперь собери одежду, которая тебе понадобится, – продолжал Батлер, не желающий понимать ее истинные чувства. – Подумай обо всем, что тебе понадобится. Скажи, куда ты хочешь отправиться, и будь готова.
– Но я не поеду, отец, – наконец ответила Эйлин с такой же серьезной торжественностью. – Я никуда не поеду! Я останусь в Филадельфии.
– Ты хочешь сказать, что сознательно прекословишь мне, когда я прошу тебя что-то сделать ради твоего же блага? Так, дочь моя?
– Да, – решительно ответила Эйлин. – Я никуда не поеду! Мне очень жаль, но я не поеду.
– Ты правда так думаешь, дочка? – печально, но сурово спросил Батлер.
– Да, я так думаю, – твердо ответила Эйлин.
– Тогда я посмотрю, что можно будет сделать, – сказал старик. – Какая-никакая, ты по-прежнему моя дочь, и я не хочу видеть, как ты дойдешь до падения и гибели лишь потому, что не хочешь выполнять то, что я считаю своим священным долгом. На этот раз я нашел тебя, как бы больно мне ни было это сделать. Если ты попробуешь ослушаться, я снова найду тебя. Ты должна изменить свою жизнь. Я не допущу, чтобы это продолжалось. Теперь ты понимаешь, и это мое последнее слово. Оставь этого человека в покое, и ты сможешь иметь любого по твоему выбору. Ты моя девочка, и я сделаю что угодно, лишь бы ты была счастлива. Почему бы и нет? Зачем еще я живу на свете, если не ради моих детей? Все эти годы я работал и строил планы ради тебя и всех остальных. Давай же, будь хорошей девочкой. Ты же любишь своего старого отца, правда? Эйлин, я качал тебя на руках, когда