– Толя отдохнул и хочет быть один, – ласково сказала она. – Так что, Федор Иванович, пока я вас познакомлю, так сказать, с галеркой… И вам ведь, наверное, надо развлечься. Эти как раз пригодятся… Простые ребята. Кстати, нельзя ли взять эту компанию к вам в дом… На день-два…
– Берите всех… Клавуша дозволит, – прорычал Федор.
И компания двинулась к станции.
Впереди шли Соннов и Аннушка. Садисты трусили чуть позади.
– Неплохо и пообедать, – неторопливо проурчал Пырь.
– А ведь действительно, – обрадовалась Аннушка. – Господа, здесь, кажется, недалеко есть обвалившийся ресторанчик.
(Федору понравилось, что она называла всех «господами». Видимо, это было в обычае.)
Ресторанчик походил на столовую для разведения мух.
– Ничего, зато в тепле и не в обиде. У Бога под крылышком. Так-то, – ворковала Аннушка.
Все расселись за липким, безжизненным столом. На Барскую напал стих, и она непрерывно болтала. «Девка… Треплива… А ум есть», – отхлебывая суп, вспоминал Федор некоторые Анины высказывания.
– Вы знаете, Федор, – попивая винцо, болтала Анна, – я ведь все-таки женщина и поэтому не всегда думаю о смерти… Сейчас, например, я хочу быть ребенком… Просто ребенком… Шаловливым ребенком на краю вулкана… Вот я вам объясню про Пыря, – и она указала на приземистого. – Он – свой человек… Не смотрите, что у него такие свирепые черты лица, это от размышления… Пырь, покажи петлю.
И Пырь, приоткрыв рваную полу пиджака, робко показал мощную веревочную петлю.
– Видите, как он смущается, – продолжала Анна. – Пырь применяет эту петлю только против людей. Он ненавидит их лютой ненавистью. Однажды в Москве он пришел с этой петлей на утренний киносеанс. Народу почти никого не было, и он сел позади жирной, обожравшейся домохозяйки, которые урывают время между очередями в магазинах, чтоб посмотреть картину. Когда погас свет и началось представление, Пырь накинул на ее жирную шею петлю и затянул… Ха-ха… Животное захрипело и стало топать ногами. Пырь почему-то бросил все и незаметно вышел из залы, а животное, хоть и не задохнулось, но совсем одурело от ужаса и непонимания, и когда Пырь оказался на улице, уже подъезжала «Скорая помощь»…
Так за легкой, веселой беседой прошел обед.
Когда шли к станции по широкой, пыльной улице, с низенькими, образующими свой потный мир домиками, Анна сказала, указав на тоненького:
– Иоганн у нас скрипач. Любитель романтической музыки.
Тоненький застеснялся.
– Ну а Игорек, – добавила она, обласкав меньшего, – совсем особая статья.
Федор поворачивал свою грузную голову то к одному, то к другому…
На подходе к Клавиному дому Аня улыбалась. «Сегодня я неплохо отдохнула», – подумала она.
К вечеру, после основательной передышки, все высыпали во двор. Со своей половины даже выползли обремененные несуществованием Лидиньки – дед Коля и девочка Мила. С ничего не выражающим лицом Мила присела в траве у забора