Тот протянул ладонью по «здоровому» рукаву, до самого манжета (другой был оторван на треть в драке за мусорные баки – с Робинзоном и Фантомасом с малой Посадской, грубо поправших территориальную целостность границ).
Рубаха, с Рождества Христова не знавшая стирки, вряд ли была чище ладони, и это не могло не вызвать добродушной улыбки несостоявшегося миллионера. Австралопитек пожал ему руку и с тем, чтобы полностью завершить обряд знакомства, произнёс высоко и торжественно:
− Мой нейм из Ёжик!
У приверженцев дарвиновской теории не оставалось ни малейшего шанса на реабилитацию.
− Минор, он чё − по-нашему ни жу-жу?
− Ни в зуб ногой, − авангардист спешно отвёл глаза, дабы отвратить разоблачение…
Фунтику появление дружка в обществе бродяг нисколько не импонировало, и он с неприкрытым отвращением осматривал новичка, накапливая злость, чтобы выплеснуть её в более концентрированной форме.
− Он чё − тоже из Сэ Шэ А? − с удивлением обратился новоприбывший бродяга к дружку, замечая какое-то странное отрешение на лице незнакомца.
Карлсон кивнул:
− Американец… из Бродвея.
Бродяга протянул правую верхнюю конечность, ещё более концентрируя злость «американца»:
− Мой нейм из Ёжик…
Фунтик одернул руку, по-видимому, не желая знакомиться с животными.
− Из Одессы я… − последовавший дальше непереводимый набор слов подтверждал, что он чистокровный одессит, а если когда и был в Америке, то проездом.
Глава 17. Экс-солист Мариинки покоряет сердца слушателей
Жульдя-Бандя захохотал открытым грудным смехом, чего не может позволить себе ни один, даже самый отъявленный американец.
− А по-почему всё-таки Минор? Мажор звучит более оптимистично, − враз истребив в себе американца, с трудом подавляя смех, он стал обретать человеческие качества, обращаясь к авангардисту.
Карлсон тотчас преобразился: поднял голову, устремив взор куда-то в вечность, и мощным академическим тенором запел:
− Бэссамэ, бэссамэ мучо, комо си фуэр эста ночэ ля ультима вэз, − мелодия, разверзая пространство, уносилась куда-то в космос. − Бэссамэ, бэссамэ мучо, кэ тэньго мьеддо тенертэ пэрдэртэ деспуэс, − нещадно насилуя голосовые связки, закончил он фортиссимо.
− Браво! − захлопал в ладоши Жульдя-Бандя, и даже Фунтик, предпочитающий воровские песни, удивлённо покрутил головой.
− Минор в Мариинке пел, − пояснил Ёжик и щёлкнул пальцем под скулу, к чему пояснений не требовалось…
… Андрей Седых, он же Минор, или Карлсон, обладал исключительными вокальными способностями. Природа наградила его певческим даром, что и привело молодого талантливого паренька из забытого богом Дальнегорска, что в Приморье, через тернии − на сцену Мариинки.
От отца тот, правда, унаследовал тягу к спиртному, которая в полной мере проявилась, когда он стал ведущим солистом театра, и поклонницы стаями атаковали молодого симпатичного тенора в гримёрках, вестибюлях, проходах