– Бобр, – позвал государь постельничего. – Продолжи список, о котором давеча говорили. Вечером после Патрикеева покличешь митрополита, потом Курицына, последним – лекаря.
– Что, нездоровится, Иоанн Васильевич? – побеспокоился постельничий.
– Ломота в коленях, – ответил государь хмуро.
– Может, баньку истопить? – предложил Бобр, лицо его выражало крайнюю озабоченность. – Горячий воздух ломоту вмиг снимает, Иоанн Васильевич, – добавил он несмело.
– Можно и баньку, – Иоанн Васильевич улыбнулся. Предусмотрительность постельничего понравилась ему. – Сейчас и вели растопить. Не забудь пару больше напустить.
– Знамо дело, Иоанн Васильевич! – Бобр вмиг кинулся исполнять указания, он и сам повеселел, оттого что угадал с банькой. – Тогда лекаря не вызывать? – переспросил уже из-за двери.
– Ко мне не вызывай, а к Ивану Молодому покличь. Ему нужнее. И скажи Ивану, пусть в баню со мной идёт. Тогда и лекарь может не сгодиться. Рано ему по лекарям ходить. Сейчас лекари такие, что и заморить могут. – Иоанн Васильевич вспомнил, как Антон Немчин заморил сына татарского царевича Данияра, жившего при его дворе, и перекрестился. Лекаря он отдал на суд татар, а суд у них – известно какой!
Последние слова исполнительный Бобр уже не слышал – стрелой летел он к истопникам: здоровье Великого князя – превыше всего, а Иоанн Васильевич уже шел на утреннюю по длинному коридору, соединявшему дворец с Благовещенским собором.
Вечером государь ждал Курицына. Дьяк все больше нравился ему. Рассудителен, образован и, что самое главное, предусмотрителен. Всё чаще государь советовался с ним, и не только по иностранным делам. Поручения давал важные и большей частью секретные. Всё исполнял дьяк – любое дело спорилось в его руках. Но больше всего в Курицыне ценил Иоанн Васильевич дар предвидения. Знал тот астрономию, астрологию и другие науки. Ему он больше доверял, чем попам Алексею и Дионисию, приглашенным из Новгорода Великого. Первого государь поставил в Успенском соборе, второго – в Архангельском. Близки они стали Иоанну Васильевичу. Утешали слух государя тем, что не будет конца царствию земному, о том больше всего кручинился Иоанн Васильевич в бессонные ночи. Говорили ему, что не коснется главы людской кара небесная за грехи их и дела неправедные, судьбу людскую по библейским книгам определяли. Не за горами был этот год, в Ветхом Завете предсказанный – 7000-й от сотворения мира. Два года жизни земной отмерить оставалось. А дальше что? Небесная жизнь? Так на грешной земле лучше. Вот и митрополит Зосима сомнение выказывает. Говорит, конец света никто точно предсказать не может, потому готовит пасхалии на восьмую тысячу лет. Это обнадеживает.
С митрополитом проговорили недолго.