– Мафика? – Геннадий усмехнулся. – Забавное словцо…
– Ну да, какого-нибудь воротилу из пришлых. Таких трогать себе дороже.
– Тоже верно, – Геннадий опустил голову. – Ага!.. А это еще что за шхуна на горизонте! Взгляни-ка! Никак твой собрат?
По укатанному изморозью скверу, крадучись, двигался старик с палкой.
– Цыпа-цыпа! – он медленно приближался к стайке греющихся на люке водостока голубей.
– Это Никита. Охотник.
– Охотник? На кого же он охотится? На голубей что-ли?
– На них. Есть-то что-то надо. На детской площадке, под крепостью деревянной, у него хата замаскированная. Печная труба выходит через мачту с флагштоком. Вот он их там и жарит по ночам.
– Занятно, – Геннадий набрал полную грудь воздуха, по-генеральски гаркнул: – Эй, Никита, здорово!
Голуби испуганно взмыли над сквериком, описав полукруг, понеслись к куполу аэровокзала.
– Что ж ты орешь, мил человек! – Никита трусовато всматривался в незнакомца. – Морис-дуралей, ты его, что ли, подначил?
– Не сердись, отец, – Геннадий уже шагал к охотнику.
– Как же не сердиться. Голубь – он ить зверь ловкий. Попробуй-ка пымай его голыми руками.
– Ты и ночами, значит, охотишься?
– А когда же еще? Днем-то мильтоны враз скрутят за такие дела.
Геннадий сунул руку в карман, вынул уже знакомый Морису портмоне.
– Возьми, отец. Сегодняшняя охота отменяется. Поешь чего-нибудь неголубиного.
Никита взял деньги, с сомнением покосился на Мориса.
– Ладно коли так. Пойду.
– И нам пора, – Геннадий взглянул на часы. – Времечко – что твой таракан. Бежит, не угонишься. Так что? Летишь со мной? – он смотрел на Мориса. – Я ведь не шутил. Надежный человек мне действительно нужен.
Морис пожал сухонькими плечами.
– Теперь от моего желания мало что зависит. Так и так порулю отсюда. Ты для этого вышибалы, гражданин залетный, можно сказать, гастролер, а вот меня они тряхнут, будь здоров. Так что, чем дальше отсюда, тем лучше.
– Соображаешь! – «гражданин залетный» со смехом сорвал с бомжа шапку-ушанку, широким жестом отбросил в сторону.
– Ты чего? – Морис варежкой прикрыл макушку.
– Смена декораций, не ерепенься, – Геннадий снял с себя вязаную лыжную шапочку, напялил на голову новоявленного приятеля. – Гляди-ка, налезла! – он отошел, любуясь. – Мда… Тяжела ты, шапка Мономаха! Или в самый раз?
– Тесновато чуток, но в общем…
– В общем, будем считать, терпимо!
– А как ты сам?
– А никак. Потому как сам-сусам. Меня ни морозом, ни штыком, ни пулей, – Геннадий довольно притопнул