Ухмыльнулся «Кавторанг».
– А хрен же с тобой, душа ты краснопёрая, – где наша не пропадала! Я, конечно, не живоглот, как ты, но кое-что в жизни поглядел своими собственными глазками, когда на «пятачках» сидел и с фрицами цапался. Там человечек тоже как на ладошке, когда ни ближнего, ни дальнего тыла, ни соседей справа и слева. И народишко мне разный попадался и плохой, и хороший, а случалось такой, что я их собственной этой рукой к богу Нептуну спроваживал, без всякой на то бюрократии и волокиты, о чем нимало не жалею. Так что давай так порешим – твою папочку я в стопке оставлю, а за пацана этого ты сам ответ держать будешь. Коли что не так – две головы слетят: твоя и его в одну корзинку.
– Пусть будет так!
– Тогда ступай. Хитрый ты, однако, мужик и скользкий, как угорь морской – не ухватишь.
– Какой есть. Разрешите идти, гражданин начальник?
– Попутного ветра в корму. А к пацану этому ты получше приглядись, прежде чем ручательства за него давать. А я дело его гляну – интересно мне, за кого ты так впрягаешься, что чуть из портов не выскакиваешь…
– Ну, здравствуй, Нугзар. Как до Москвы добрался?
Стоит Нугзар, речи лишившись, во все глаза смотрит и даже рот приоткрыл. Потому что на товарища Сталина смотрит, который перед ним живой стоит, прямо как с плаката.
– Чего молчишь, Нугзар, воды в рот набрал?
– Здравствуйте, батоно… Здравствуйте, товарищ Сталин!
– Ну-ну, – похлопал дальнего родственника по плечу Вождь Народов. – Называй меня просто – дядя Иосиф. Мы ведь не чужие, я отца твоего знал и деда знал.
– Дядя Иосиф, можно спросить?
– Спрашивай.
– Мои братья… Их… Их арестовали…
– Знаю, Нугзар. Беда с твоими братьями случилась большая. Много глупостей натворили – зачем болтали, зачем такие слова про власть советскую говорили, заговор делали? Совсем глупые мальчишки! Но ты не переживай – Органы разберутся.
– А можно мне их увидеть?
Строго глянул товарищ Сталин.
– Нельзя, Нугзар. Там следователи, они к ним никого не пускают. Не положено это. Но я попрошу, может быть, товарищу Сталину не откажут, пойдут навстречу. А ты пока располагайся, отдыхай с дороги. Завтра тебе комнату твою покажут в общежитии, где ты жить будешь.
– Спасибо това… спасибо, дядя Иосиф.
– Не за что, дорогой. Близкие люди должны помогать друг другу, так велят наши законы.
Тревожные думы у зэка, и все про одно и то же – про жизнь и волю. Больше про волю, где нет вертухаев, баланды, натасканных на человечину собак, кума, блатных… где есть женщины в лёгких ситцевых платьях, трамваи и киоски с мороженым, которых, живя там, просто не замечаешь. Но чтобы увидеть волю, нужно сохранить жизнь. И это становится главной целью зэка – выжить любой ценой. И он живёт в условиях, в которых любая собака, любое животное давно бы сдохли.