Она собиралась проведать Рейса, как только его вернут в больницу, а потом еще раз через неделю, чтобы убедиться, что выздоровление проходит без осложнений. Ранее уже случалось, что предсказания приводили к смертельному исходу, хотя с тех пор, как в 1898 году для надзора за обществами основали «Лету», такое произошло лишь однажды. Во время наспех спланированного гадания после биржевого краха 1929 года группа Костлявых случайно убила бродягу. Предсказания попали под запрет на следующие четыре года, а «Кости» столкнулись с угрозой потери своей внушительной гробницы из красного камня на Хай-стрит. «Поэтому мы и существуем, – сказал Дарлингтон, когда Алекс переворачивала страницы записей «Леты» с перечислением имен каждой victima и дат предсказаний. – Мы пастыри, Стерн».
Но, когда Алекс показала ему надпись на полях «Леты: наследие», его передернуло.
«БНМБ?» – спросила она.
«Больше никаких мертвых бездомных», – со вздохом сказал он.
Вот тебе и благородная миссия Дома Леты. И все-таки этой ночью Алекс, едва не бросившая Майкла Рейса на произвол судьбы, не испытывала чувства собственного превосходства.
Выслушав бесчисленное множество шуток о том, как ее вырвало полупереваренным жареным цыпленком и жевательными конфетами, она задержалась в театре, чтобы убедиться, что оставшиеся Костлявые проведут надлежащую процедуру дезинфекции комнаты.
Она пообещала себе, что вернется позже и посыпет театр костяной пылью. Напоминания о смерти – лучший способ отпугнуть Серых. Вот почему призраки нигде не встречаются так редко, как на кладбищах. Ей вспомнились открытые рты призраков, это ужасное жужжание насекомых. Что-то пыталось пробиться в меловой круг. По крайней мере, выглядело все так. Серые – призраки – безобидны. По большей части. Принять какой-либо облик в мире смертных им очень непросто. А как насчет пройти сквозь последний Покров? Обрести физическую форму, способность к прикосновению? К тому, чтобы принести вред? Это они могут. Алекс знала по собственному опыту. Но это почти невозможно.
Как бы там ни было, предсказания проводились в этом театре сотни раз, и она никогда не слышала, чтобы какие-то Серые обретали физическую форму или препятствовали ритуалу. Почему же этой ночью их поведение изменилось?
Если оно изменилось.
Для Алекс величайшим подарком «Леты» была не полная стипендия Йеля, не новый старт, который вытравил ее прошлое, будто химический ожог. Это было знание, уверенность, что то, что она видит, реально и всегда было таковым. Но она слишком долго подозревала себя в сумасшествии и уже не могла остановиться. Дарлингтон бы ей поверил. Он всегда ей верил. Только вот Дарлингтона больше нет.
«Не навсегда», – сказала себе она. Через