– Я убежал бы, – сказал Джехан.
– Хорошо сказано, – произнес де Аквила. – Напиши, Жильбер, что Монгомери заключил мир с королем и что маленький д'Арси, которого я ненавижу, повешен за ноги. Мы дадим Роберту достаточно материала для жевания. Напиши также, что сам Фук при смерти от водяной болезни.
– Ну нет, – крикнул Фук, висевший в колодце. – Утопите меня сейчас же, только не превращайте в предмет шутки.
– Я не шучу, – ответил де Аквила. – Я только сражаюсь пером за собственную жизнь и за мои владения; ты сам научил меня этому, Фук.
Фук застонал; несчастный весь заледенел.
– Сознаюсь, – сказал он.
– Вот это по-соседски, – протянул де Аквила, перегибаясь через борт колодца. – Ты прочитал о моих словах и поступках, по крайней мере, первую часть записанного, и должен расплатиться за это, рассказав о своих собственных делах и словах. Жильбер, возьми пенал и чернильницу. Тебе предстоит привычное дело.
– Отпустите моих людей, не причиняя им вреда, – сказал Фук, – и я сознаюсь перед вами в измене королю.
– Почему это он стал так нежен к своим воинам? – шепнул мне Гуг. (Фук не славился мягким обращением со своими подчиненными. Он позволял им грабить, но милосердия к ним у него не было.)
– Те-те-те! – произнес де Аквила. – Жильбер уже давно доказал, что ты изменник. Сказанного им было бы достаточно, чтобы повесить самого Монгомери.
– Только пощади моих людей, – повторил Фук, и мы услышали, как он заплескался в воде, точно рыба: ведь был прилив.
– Все в свое время, – сказал де Аквила. – Ночь еще молода, вино старо, и нам хочется послушать веселый рассказ. Начинай же историю своей жизни с того времени, как ты был мальчиком в Туре. Рассказывай хорошенько.
– От твоих слов мне стыдно до глубины души.
– Значит, я совершил то, чего не удавалось сделать ни королю, ни герцогу.
– Отошли прочь своего слугу, – попросил Фук.
– Хорошо, – согласился де Аквила. – Только помни, я, как датский король, не могу отвратить прилива.
– Сколько времени будет вода подниматься? – спросил Фук и снова заплескался.
– Три часа. Этого времени хватит на повесть о всех твоих хороших делах. Начинай, а ты, Жильбер, – я слыхал, что ты иногда довольно небрежен, – не извращай его слов.
Итак, опасаясь смерти, надвигавшейся на него из тьмы, Фук заговорил, и Жильбер, не знавший, какая судьба ждала его, записывал дословно рассказ изменника. Я слыхивал много историй, но ни одна из них не могла сравниться с повествованием о черной жизни Фука, которое мы слушали все из уст самого Фука, висевшего в колодце.
– Жизнь была дурная? – спросил испуганный Ден.
– Невероятно, – ответил сэр Ричард. – Однако в рассказе встречалось кое-что, смешившее даже писца Жильбера. Мы же трое хохотали прямо до боли в боках. Раз зубы Фука так защелкали, что мы не могли хорошенько расслышать его слов, и подали ему кубок вина. Он согрелся и правдиво раскрыл нам все