– Я хотел бы снова видеть вас в своей спальне, – произнес он. – Сейчас…
Румянец Иды стал ярче. Женщины старательно отворачивались и притворялись, будто ничего не замечают. Она прошла воцерковление через сорок дней после рождения Уильяма и, поскольку Генрих не призывал ее в свою постель, начала думать, что больше не интересует его. Похоже, она слишком расслабилась, посвятив все свое время ребенку.
– Я… я еще кормлю нашего сына, – возразила она. – Церковь говорит, что грешно спать с мужчиной, если кормишь дитя.
– Отдайте его кормилице, – отрезал Генрих. – Вам незачем кормить его самой. Я хочу видеть вас в своей постели. Или наши желания больше не совпадают?
Ида сглотнула. Она пешка в руках Генриха. Он сказал, что позаботится о ней и сыне, но обещание легко взять назад.
– Сир, наши желания совпадают, – ответила она, – но я думала, что больше не интересую вас.
– Я просто ждал, – коротко улыбнулся он. – Забота о ребенке делает вам честь, но молоко кормилицы ничуть не хуже.
С чувством опустошения Ида передала сына Годьерне. Старшая подруга приобняла Иду в знак сочувствия и поддержки.
– Вы сильнее, чем вам кажется, – пробормотала она, словно благословляя. – Уподобьтесь воде. Обтекайте препятствия, ищите свой путь. Камень крушит, меч рубит, но вода точит камень и превращает сталь в ржавчину.
В спальне Генрих стал еще более нетерпелив, он едва дал себе труд задернуть полог и скрыться от любопытных взглядов, прежде чем навалился на Иду. Не сняв одежды ни с себя, ни с нее, похрюкивая от напряжения, он раздвинул шерсть и лен, взял в руку свое орудие и вонзил. Ида выгнулась при первой жаркой боли вторжения, но принудила себя покориться. Прошел почти год с тех пор, как король в последний раз обладал ею, и понимание того, что все начнется сначала, словно темное облако, опустилось на ее жизнь.
Генрих быстро приступил к делу и быстро закончил, так что Ида ощутила себя курицей, которую потоптал петух. Задыхаясь, он скатился, и Ида сдвинула ноги и одернула юбки, стараясь не обращать внимания на горячую влагу между бедрами. Она чувствовала себя использованной и грязной – как простая шлюха. Зачем она вообще ему понадобилась, ведь с подобным справилась бы любая придворная проститутка? Возможно, он хотел вновь утвердиться в своих правах.
Генрих сел и посмотрел на нее, его грудь все еще учащенно вздымалась.
– Ваше тело стало женским, – произнес он, и ей показалось, что это прозвучало почти обвинительно.
Он провел правой рукой по ее груди, талии и бедрам.
– Разве раньше оно не было таковым, сир?
Он пожал плечами:
– Оно было… менее опытным.
– Потому что еще не породило жизнь.
Ида подумала, что изменилось не только ее тело, но и характер. Невинная девочка превратилась в осмотрительную и опытную женщину. Может, торопливая страсть Генриха была погоней за той девочкой, попыткой вернуть минувшее?
Король