– Мне одному кажется, что машину угнала Викки Беннет? – осторожно спросил Буссе.
Стук капель по крыше стал реже, но вода все так же лилась потоками по окнам автобуса.
Сонья села за ноутбук, вошла во внутреннюю полицейскую сеть и стала проверять базы подозреваемых и находящиеся в производстве дела о злоупотреблении опекунством.
– В девяти случаях из десяти… – начал Гуннарссон, откинувшись на спинку стула и чистя банан, – затруднения подобного рода разрешаются сами собой… Я так думаю, она сидела в машине со своим мужиком, они поругались; наконец он решил, что с него хватит, высадил ее на обочину и уехал.
– Она не замужем, – напомнила Сонья.
– По статистике, – продолжал Гуннарссон тем же менторским тоном, – большинство детей в Швеции рождается вне брака…
– Вот, – перебила его Сонья. – Пиа Абрахамссон ходатайствовала о личном опекунстве над своим сыном Данте, а отец пытался обжаловать…
– Значит, мы теряем связь с Викки Беннет? – спросил Буссе.
– Попробуйте сначала связаться с отцом, – предложил Йона.
– Я займусь этим, – вызвалась Сонья и ушла в глубь автобуса. Йона спросил:
– А что было под окном Викки Беннет?
– На земле – ничего, но мы нашли отпечатки и следы свернувшейся крови на подоконнике и на внешней стороны рамы, – ответил один из криминалистов.
– А на опушке?
– Мы не все успели осмотреть – пошел дождь.
– Но Викки, скорее всего, побежала прямо в лес, – задумчиво проговорил комиссар.
Он взглянул на Буссе Норлинга, сидевшего на старом стуле. Буссе согнулся над картой с циркулем, воткнул острие в Бригиттагорден и очертил круг.
– Машину угнала не она, – заявил Гуннарссон. – Черт возьми, невозможно три часа идти по лесу до восемьдесят шестого шоссе, а потом по самому шоссе, пока…
– Но в ночное время ориентироваться нелегко… так что она могла идти и три часа, – заметил Буссе.
Он пальцем прочертил на карте полукруг: с востока от болотистой местности – наискосок на север. Йона сказал:
– Тогда время сходится.
– Отец Данте сейчас на Тенерифе, – крикнула Сонья из хвоста автобуса.
Улле Гуннарссон тихо выругался, подошел к рации и вызвал Мирью Златнек.
– Это Гуннарссон. Вы сняли свидетельские показания у матери?
– Да, я…
– Получили какие-нибудь особые приметы?
– Это было нелегко. Мать тонет в эмоциях и не может дать связную картину. – Мирья шумно выдохнула. – Она страшно нервничает, говорит про скелет с нитками из рук, скелет вышел из леса. Девочка с окровавленным лицом, девочка с ветками вместо рук…
– Но она говорит – “девочка”?
– Я записала ее показания, но она говорит такие странные вещи… Ей надо успокоиться, только тогда она расскажет нам что-нибудь как следует…
– Но она упомянула какую-то девочку? – медленно проговорил Гуннарссон.
–