На том все и кончилось.
Но сегодня утром на занятиях группы арт-терапии Джанетт раздала нам баночки с гуашью, клей, исписанные старые фломастеры и жатую бумагу и, как обычно, тихим голосом предложила выразить себя. Я сидел рядом с Патрицией, которой, должно быть, лет шестьдесят, а может, и больше, но она носит длинный светлый парик и притворяется, что ей двадцать. Она в черных очках, губы накрашены ярко-розовой помадой в тон ярко-розовому латексному комбинезону. Обычно она рисует пастелью цветные узоры, и Джанет говорит, что у нее получается очень красиво. Но сегодня утром она занялась чем-то другим: сосредоточенно вырезала тупыми ножницами прямоугольники из листов бумаги, а потом аккуратно раскладывала их на картонке.
Думаю, принтер в конце концов выплюнул мои страницы, и их выбросили в корзину. У меня было странное чувство: в первый момент мне хотелось закричать, но я сдержался, потому что Патриция очень хороший человек и, если бы она знала, что это мои бумаги, она бы не стала их брать. Она покачала головой и отвернулась от меня. ПОЖАЛУЙСТА, ПЕРЕСТАНЬ ЧИТАТЬ ЧЕРЕЗ МОЕ ПЛЕЧО.
Вы понимаете, что это все меняет. Но я не хотел ее огорчать, поэтому продолжал делать наброски, пока она перетасовывала мою жизнь и клеила ее на картонку.
Я подождал до конца занятия, когда происходит совместное обсуждение работ, но я знал, что Вероника не будет принимать в нем участия: несмотря на свои наряды, она на самом деле очень застенчива.
– Я помою кисти, – предложил я.
– А что, уже пора? – спросила Джанетт.
Я хочу рассказать еще одну историю, историю другого человека. Она не такая, как моя, и хотя она в чем-то грустная, в чем-то и счастливая, потому что все кончается красивыми цветными узорами и женщиной с длинными светлыми волосами, которая навсегда осталась двадцатилетней.
Я двинулся вокруг стола, собирая кисти, и заглянул ей через плечо. Теперь мы знаем историю Патриции: она
что-то удерживало две фотографии в рамках
с полузакрытыми глазами стесняясь своего тела
казаться старыми и конец
Консультация
Она провела кончиком пальца по родинке рядом с соском, и я почувствовал, что краснею.
– Чешется?
– Нет.
– Она выросла или поменяла цвет?
– Кажется, нет.
– Мы обычно ходим к доктору Марлоу, – вмешалась мама в третий раз.
Я натянул футболку и сжался на стуле, стесняясь своего меняющегося тела: оно вдруг начало растягиваться, вонять, зарастать волосами, с каждым днем я все меньше узнавал себя прежнего.
– Сколько тебе лет, Мэтью?
– Десять, – ответила за меня мама.
– Почти одиннадцать, –