Характеризуя взаимоотношение между наукой и религией, Эйнштейн отмечает, что среди передовых умов науки на протяжении прошлого столетия и частично – предшествующего общепризнанной была непримиримость конфликта между знанием и верой, при этом преобладало мнение, что настало время все больше и больше заменять веру знанием. «Это правда, – подчеркивает Эйнштейн, – что убеждения лучше всего поддерживаются опытом и ясным сознанием… Однако убеждения эти, необходимые и определяющие для нашего поведения и суждений, нельзя обнаружить исключительно на твердой стезе науки… Научный метод не может научить нас ничему, кроме того, что факты соотносятся и обусловлены друг другом» (8, 18).
По Эйнштейну, наука представляет собой многовековое устремление системного мышления объединить все явления мира в наиболее полное сообщество, религия же – многовековое устремление человечества ясно и полно осознать фундаментальные ценности и цели и постоянно усиливать и распространять их влияние. В этом случае, считает Эйнштейн, происходит четкое разделение сфер религии и науки, но при этом между ними существует сильное обоюдное родство и зависимость. «Если прерогатива религии – определенные цели, – пишет он, – то средствам ее достижения – в широком смысле этого слова – религия научилась у науки. Наука, в свою очередь, создается теми, кто вдохновлен стремлением к истине и пониманию. Источник этих чувств берет свое начало из недр религии» (8, 22).
Принцип гармонии между верой и знанием, религией и наукой он формулирует следующим образом: «Наука без религии слепа, религия без науки хромает» (8, 23).
Таким образом, теологическая и научная традиции допускают принципиальную сопоставимость религиозной и научной истин. Более того, и теология, и наука подчеркивают всю необходимость и важность такого подхода к миру, дающего наиболее полное и объемное представление о законах, управляющих мирозданием и людьми. Одним из средоточий, объединяющих и волнующих религиозный и научный ум человека с древнейших времен и до наших дней, является мысль о сотворении мира и человека. Несколько переиначивая А.Ф. Лосева, можно пунктирно отметить вехи человеческой мысли, бьющейся в этом направлении: священные писания; древнеиндийские философы; греки периода классики и эллинизма; древние римляне; арабские мыслители; позднеантичный иудаизм и средневековая каббала; византийское православие и римский католицизм; византийские мистики XIV в., подытожившие тысячелетний византинизм, и немецкие мистики того же столетия, создавшие прочный мост от средневекового богословия к немецкому идеализму; теисты и пантеисты итальянского Возрождения; немецкие гуманисты; французские рационалисты и английские эмпирики; субъективные идеалисты Беркли и Фихте; романтический мифолог Шеллинг; создатель универсальной диалектики категорий Гегель; Шопенгауэр с его учением о мире разумных идей; русские философы идеалисты вплоть до Владимира Соловьева и Сергея Трубецкого; новейшие