– Или. Я буду на даче.
– К какому времени прикажете вызвать шофера?
– Ни к какому. Сам доберусь.
Тут Марков в очередной раз позволил себе вне-уставную панибратскую ухмылочку:
– Значит, вскорости очередную телегу от орудовцев[12] ждать?
– А ты им Гоголя процитируй: какой, мол, русский не любит быстрой езды.
– И все-таки вы бы, Владимир Николаевич, поосторожнее за рулем. Не ровен час…
– Жену поучи! Щи варить. Кстати, как она, супружеская жизнь? Не разочаровался еще? В своей Катерине?
– Никак нет, – расплылся в довольной улыбке Марков.
– Ясно: медовый месяц не показатель. А знаешь, откуда пошло такое выражение? Медовый?
– Да как-то не задумывался.
– В средневековой Британии молодожены в первый месяц совместной жизни галлонами – или что там у них тогда было в ходу? – потребляли мед. Считалось, существенно повышает половую потенцию. Равно как и плодовитость.
– У меня, Владимир Николаевич, с этим делом и без меда все «хоккей».
– Ну-ну Главное, чтобы это пагубно не отразилось на умственных способностях.
– Как это?
– Еще Ньютон, а за ним старина Фрейд доказали, что воздержание стимулирует творческую деятельность… Все, свободен. Единственное что – свяжись перед уходом с бригадиром наружки, которая просрала венгра, и передай, что я страстно жажду видеть его в понедельник, в десять нуль-нуль, у себя в кабинете.
– С рапортом?
– С подробным рапортом и с вазелином. Хочу, чтобы он тоже прочувствовал, что с потенцией у меня пока все в порядке…
После ухода Маркова я еще какое-то время поработал с документами, но усталость от перелета давала себя знать. И то сказать – над маразматиком Фединым потешаюсь, а ведь и сам при этом, мягко говоря, не мальчик. И с каждым разом совершать без видимых последствий для здоровья подобные, одним днем, марш-броски становится все затруднительнее. Тем паче в брюхе транспортника, с его едва ли не во дворе удобствами.
Убирая бумаги со стола, я невольно задержал взгляд на записи: «Пн-к. 18:00. ДК им. Зуева. Гиль».
– Эге ж! А вот и еще один старый конь нарисовался. Этот, пожалуй, даже и постарше Федина будет. Сколько Казимирычу было тогда, в год нашего знакомства? Пятьдесят три, кажется? Выходит, аккурат столько же, сколько мне сейчас.
А ведь тогда, весной 1941-го, я и помыслить не мог, что мы с Гилем доживем-сравняемся. Оно, конечно, Казимирыч – старого лесу кочерга: скрипит, трещит, да не ломится. Но вот конкретно в моем случае загадывать на подобное долголетие в те смутные предвоенные дни всяко не приходилось…
Ленинград, апрель 1941 года
На следующий после визита Кудрявцева к семейству Алексеевых – Кашубских день капитан госбезопасности Иващенко принимал Володю в своем служебном кабинете. Из окна которого открывался классический панорамный вид на Литейный мост, Неву и на здание Финляндского вокзала. Правда, вот Магадан, вопреки сложившейся