– Кто был круче?
– Цезарь.
– Или Спартак?
Моя голова болталась из стороны в сторону, но я понял, что ополоумевший придурок задает контрольный вопрос. Проверяет, искренен я или пытаюсь отделаться.
– Цезарь, – уверенно сказал я.
И все-таки он меня запрезирал. Заставлял играть с ним в дурака и очко. Нещадно обыгрывал. Интеллигенция в очередной раз уступила быдлу. Хорошо, что мы были не на зоне.
Метаморфозы в поведении моего дегенеративного соседа по палате объяснялись просто. «История Древнего Рима» вызвала в его девственном мозгу перегрузку. Оперативная память в два килобайта не справилась с крупным текстовым файлом.
У меня, предположим, мозгов побольше. Но ведь то, чем я занимаюсь, никакие мозги не выдержат. Или выдержат? Посмотрим.
Я продолжил. Надо подбросить фактов.
«Возьмем благословенную Англию. Туманный, так сказать, Альбион. Как вы думаете, какое самое популярное имя среди новорожденных на родине парламентаризма и Оскара Уайльда? Джон? Джек? Куда там! Были Джеки, да все вышли! По данным Британского национального офиса статистики, самое популярное имя – Мохаммед. Прекрасно, ничего не скажешь! Принц Уэльский Мохаммед ибн Хаттаб. Интересно, что бы сказали по этому поводу Джордж Гордон Байрон и Чарльз Диккенс?»
Они бы сказали, что я мудак. Однозначно.
«Перенесемся теперь через Ла-Манш (а что? ведь могут же некоторые переноситься куда захотят, ничтоже сумняшеся, без виз, регистраций и миграционных свидетельств) прямиком в Германию. Профессор Ральф Джордано написал президенту страны об опасности ислама. На благообразного профессора обрушился шквал критики. Его, узника фашистских концлагерей (Прим. Проверить, правда ли он узник. Чисто для себя. Если не узник, так будет узником), обвинили в нацизме. Без преувеличения можно сказать, что жизнь Ральфа Джордано в опасности. Немецкий народ, переживший ужасы фашизма, кошмар оккупации, беспросветную мглу разделения страны на части, теперь вынужден молчать и ждать, пока на смену Гансам и Фрицам придет все тот же пресловутый Мохаммед. Но это, как говорится, их немецкое дело. Наш народ другой. Мы не склонны сидеть сложа руки. На Ставрополье уже идут перестрелки между доблестными казаками, свято блюдущими заветы предков, и чеченской диаспорой».
По-моему, неплохо. Норе должно понравиться. Особенно про немецкий народ.
Я добавил, как выпускники Университета МВД танцевали лезгинку после вручения дипломов, выразил глубокое возмущение и успокоился. Текст готов. Нарезать из него еще пяток текстов – и деньги, считай, в кармане. Правда, не в нашем. В гургеновском.
Мне стало тошно. От текста. От Гургена. От жизни. От себя. Не предупредив Настю, я поехал к «Ахмету».
Я ехал в маршрутке и думал о несчастной любви. Почему-то всегда в маршрутках я думаю о несчастной любви. В такси я обычно езжу к предметам своей любви, которая потом становится несчастной. Видимо, потому, что я