Г-н Журден. У. У. Верно! Эх, зачем я не учился прежде! Я бы всё это уже знал.
Учитель философии. Завтра мы разберём другие буквы, так называемые согласные.
Г-н Журден. А они такие же занятные, как и эти?
Учитель философии. Разумеется. Когда вы произносите звук Д, например, нужно, чтобы кончик языка упёрся в верхнюю часть верхних зубов: ДА.
Г-н Журден. ДА. ДА. Так! Ах, до чего же здорово, до чего же здорово!
Учитель философии. Чтобы произнести Ф, нужно прижать верхние зубы к нижней губе: ФА.
Г-н Журден. ФА. ФА. И то правда! Эх. Батюшка с матушкой, ну как тут не помянуть вас лихом!
Учитель философии. А чтобы произнести звук Р, нужно приставить кончик языка к верхнему нёбу, однако ж под напором воздуха, с силой вырывающегося из груди, язык беспрестанно возвращается на прежнее место, отчего происходит некоторое дрожание: Р – РА.
Г-н Журден. Р-Р-Р – РА, Р-Р-Р-Р-Р – РА. Какой же вы молодчина! А я-то сколько времени потерял даром! Р-Р-Р – РА.
Учитель философии. Все эти любопытные вещи я объясню вам до тонкостей.
Каким предстаёт перед нами господин Журден в сцене с учителями? Какая особенность отношений учитель – ученик отчётливо звучит в диалогах этих героев? Что стало очевидным в распределении их ролей? Господин Журден пытается приобщиться к науке или получить за свои деньги нужную ему услугу? Почему, как вам кажется, господину Журдену потребовалось именно правописание? Не было ли у него вполне конкретной практической цели?
Продолжим чтение описания этого «урока».
Г-н Журден. Будьте настолько любезны! А теперь я должен открыть вам секрет. Я влюблён в одну великосветскую даму, и мне бы хотелось, чтобы вы помогли мне написать ей записочку, которую я собираюсь уронить к её ногам.
Учитель философии. Отлично.
Г-н Журден. Ведь правда, это будет учтиво?
Учитель философии. Конечно. Вы хотите написать ей стихи?
Г-н Журден. Нет, нет, только не стихи.
Учитель философии. Вы предпочитаете прозу?
Г-н Журден. Нет, я не хочу ни прозы, ни стихов.
Учитель философии. Так нельзя: или то, или другое.
Г-н Журден. Почему?
Учитель философии. По той причине, сударь, что мы можем излагать свои мысли не иначе, как прозой или стихами.
Г-н Журден. Не иначе, как прозой или стихами?
Учитель философии. Не иначе, сударь. Всё, что не проза, то стихи, а что не стихи, то проза.
Г-н Журден. А когда мы разговариваем, это что же такое будет?
Учитель философии. Проза.
Г-н Журден. Что? Когда я говорю: «Николь, принеси мне туфли и ночной колпак», это проза?
Учитель философии. Да, сударь.
Г-н Журден. Честное слово, я и не подозревал, что вот уже более сорока лет говорю прозой. Большое вам спасибо, что сказали. Так вот, что я хочу ей написать: «Прекрасная маркиза, ваши прекрасные глаза сулят мне смерть от любви», но только нельзя ли это