Бабушка, родная, почему ты тут?.. Тебе нельзя сидеть на сквозняке. Я вижу убогую комнату в деревенском доме, тут нет жизни. Бабушка, тебе тут не место. Газеты шныряют по полу, норушки, уносятся в открытую дверь, в открытую форточку. Я их не ловлю, мне не нужны они, мне не нужен мусор. Я хочу уйти, забрать бабушку с собой. Тебе нельзя сидеть на сквозняке. Она просит сходить покормить собаку. Я слушаюсь, выхожу во двор. Вокруг сырость, пол затоплен, газеты везде, поплывшие заголовки. Я подняла одну, не могу ничего разобрать. Отчего-то смеяться хочется… Во дворе Тобик, иди сюда, иди, хороший. Боже, да он весь седой. Шерсть будто покрасили. Ты же был чернышом, нет? Мельком припоминаю, что я его боюсь. Он меня укусил. Но теперь он боится сам, он смотрит, смотрит, смотрит куда-то. Да куда же. Потом подходит, и я понимаю, что сейчас он умрет на моих руках. Мне становится страшно, я хочу отвести Тобика в тот зал, где много мягкости и золота. Он скулит. Воет. Хочу просто уйти.
Захожу обратно в дом, я дезориентирована, мне хочется смеяться или выть – этого я тоже не пойму. Бабушка, мне кажется, Тобик умрет. Бабушка отвлекается от ловли газет. Ее взгляд соленый, землистый.
Бабушка говорит:
– Ничего на обед не получишь, если не найдешь Алину.
Я не нахожусь с ответом сразу, потом:
– Мы же сестры, бабушка.
Я ухожу куда-то, там был наш чердак. Кричу: «Алина! Алина, Алина, Алина!»
Пахнет жженым. Ручка от двери чердака упрямится, она холодная, пальцы болят. Это не наш чердак, но мне нравится. Я попала в утробу мира, останусь тут. Комната обита розовыми пульсирующими венками, а в углу сидит Чума. Я знаю ее по имени, я не понимаю ее облика. Посередине стул, я встаю на него. Повторяю громко-громко, постепенно ускоряясь: Алина. Алина. Алина. Алина. Алина. Алина. АлинаАлинаАлинаАлинаАлинаАлина-А-А-А-А.
Натаха. Натаха. Мне уже не смешно, кто-то произносит мое имя.
Андрюша, наклонившись надо мной:
– Натаха, Натах, тут с Алиной че-то. Не спи, а. Слышишь?
Не сразу схватываю, где нахожусь, но встаю с пола. У Андрюши красные глаза. Володя так и сидит на диване, опустив голову. Алину колотит в истерике, она то бормочет, то ревет. Дыхание перехватывает. И снова, снова.
Алина, из внятного:
– Я хочу снова… рукой эту лейку, зеленую лейку с красным… скажите мне, почему я не могу, не могу, не могу этого… почему не могу взять рукой… ее… оранжевые… приятно… закат и солнце… почему почему почему почему почему…
Заревела, после:
– Бабушка всегда говорила поливать грядки, а я не делала, почему, почему сейчас только…