– В бытность свою в совете я имел право носить оружие. Оно не было у меня отнято, наряду кое с чем еще. Или я кажусь тебе беззащитным?
Не говоря ни слова, Сократ цепко взял его за руку и повел за собой.
Вместе они прошли в общую комнату, которая была сердцевиной дома, откуда вверх вела шаткая лестница к единственной спальне.
Ксенофонт резко пригнулся, избегая низкой притолоки, о которую стукался уже множество раз. Он нахмурился, а его друг хохотнул.
– Видишь, сколь выгодно бывает не высовываться?
– В твоем прежнем доме со мной такого не случалось, – упрекнул Ксенофонт. – По крайней мере, там я мог стоять в полный рост.
– Но цена! Старуха хозяйка выжимала меня, как масло из оливы.
Из корзинки на столе Сократ взял пару фиг и со вздохом сказал:
– Когда я был каменщиком, я ел и спал по-царски. И даже когда был солдатом. Ты еще не знал меня тогда, когда сила и умение владеть мечом были единственным моим достоянием. Три войны, Ксенофонт.
Трижды я выходил для своих хозяев танцевать с Ареем[20], а однажды спас жизнь Алкивиаду[21]!
– Неужели? Ты никогда мне не рассказывал, – ревниво встрепенулся Ксенофонт. Сократ хлопнул его по плечу так, что оно слегка прогнулось.
– Эту историю я излагал уже множество раз. Хотя добрый сказ сродни произведению искусства; нечто вроде ваяния скульптур. И не менее чем камень здесь важна шлифовка.
– То есть ложь.
– Нет, именно шлифовка. Но давай же, друг мой, вернемся к твоим невзгодам. Изо дня в день ты терпишь эти насмешки, считая их уроном для своей чести. И с каждым днем они, по-твоему, становятся все несносней. Ты уже показал мне спартанский копис, который ты якобы готов пустить в ход, хотя твои обидчики еще слишком юны, чтобы честно биться с тобой на равных. Получается, ты готов метаться в стае детей, сражая их направо и налево?
– Они уже не дети, – буркнул Ксенофонт.
– Вот как? То есть они мужи? Бородатые, заматерелые? Вооруженные для войны?
Ксенофонт покачал головой, вспоминая ту свору юных оборванцев. Сократ явно ждал ответа, и Ксенофонт никлым голосом сказал:
– Да нет, не мужи.
Сократ кивнул, назидательно держа поднятый палец:
– Грозиться клинком, который ты не применяешь, похоже на поступок слабосильного – а ты, друг мой, таковым не являешься. Или ты полагаешь, что помахать перед ними кописом будет достаточно, чтобы они в страхе зажмурились и пали перед тобою ниц?
– Вообще нет, – нехотя ответил Ксенофонт. – Но, опять же, почему бы не попробовать.
– Я всегда полагал хорошей идеей обдумывать намеченное прежде, чем тебя схватят за нанесение увечий или убийство. Насеки мне вот это, как можно мельче. Нет, не лавровый лист, а просто травы. Что есть зелень, как не основа жизни! Сила щавеля и крапивы, амаранты и лугового горошка, цикория и черного паслена.
– А последний разве не яд? – поинтересовался