– Ну, было… – недоумённо согласился Филипп. – Что же с того?
Филипп не мог понять, почему племянник не рад ему. Даже наоборот – будто осатанел, встретив.
– Говорили, ты десять лет на Соловках в скиту провёл, – горько сказал Колычев. – Я думал, открестился ты от соблазнов. Видно, мало десять лет.
Колычев со щелчком вогнал саблю в ножны. Всё ему было ясно.
– От каких соблазнов? – глупо переспросил Филипп.
Кузнец, оставленный воеводой, через голову сердито стащил с себя кольчугу, кинул её в снег и ушёл в кузницу.
– Скажи, не знаешь, зачем тебя позвали? – презрительно скривился Колычев. – Вся Москва знает. Митрополит сбежал, государю новый нужен. Вот он о тебе и вспомнил. А ты и рад, стрелой прилетел.
Филипп знал о бегстве митрополита. И допускал, что государь предложит ему митру. Филипп не видел в этом ничего дурного. Свой же государь зовёт – не Жигимонт. И вера своя. И сам он за своей совестью греха не знает. Отчего не послужить богу и царю?
Но Колычев не ждал ответа. Он отвернулся от Филиппа и пошагал к своему коню, стоявшему у коновязи. Дёргая плечами, Колычев принялся вытаскивать из торока мешок.
– Ты чего, озверел, Ванька? – рассерженно крикнул Филипп в спину племяннику. – Чего мелешь? Двенадцать лет не виделись, а ты!.. – но Филипп оборвал упрёки, пытаясь угадать причины злости Ивана. – С Настей, что ли, нелады? Детки болеют?
Колычев, не взглянув на Филиппа, пошёл к брошенной кольчуге.
– Нету Насти, дядя, – бросил он через плечо. – И деток нету.
Филипп опешил.
– Господь с тобой! – выдохнул он. – Что стряслось?
Колычев подбирал кольчугу и засовывал её в мешок.
– Настю опричные снасиловали и задушили, – убийственно просто пояснил Колычев. – А подворье моё сожгли вместе с детками.
– К-как?.. – обомлев, еле выговорил Филипп.
С мешком, набитым кольчугой, Колычев вернулся к коню и стал привязывать мешок к луке седла.
– Ошибочка вышла, – с издёвкой сказал он. – Государь кромешников к моему соседу послал, а служивые ворота перепутали. Ошибочка – не грех. Со всяким бывает. Вот так, дядя, – Колычев разматывал уздечку с перекладины коновязи. – Иди, служи государю. А я на войну уезжаю. Надеюсь, убьют, больше не свидимся.
Колычев решительно взлетел в седло.
– Ваня!.. – жалобно окликнул его Филипп.
– Что – Ваня?! – заорал Колычев, и его конь испуганно заплясал. – Ты к государю бежишь, а я от него! О чём мне с тобой говорить? Прощай, дядюшка, служи верно! Хороший пёс всегда в цене!
Колычев поднял коня на дыбы прямо перед Филиппом, и Филипп шарахнулся. Колычев ожёг коня плетью и поскакал прочь.
Проследив за последними санями, возле угла двойной шатровой башни топтался новгородский купец Данилыч. Он тщательно прятал за пазуху изрядно похудевший кошель. Затянув кушак потуже, Данилыч пошагал по дощатому настилу сквозь проезд башни.
– Варнаки дорожные и то дешевле обходятся… –