Тем не менее с того самого дня Нуре запретили молиться вместе со взрослыми. Теперь она могла обращаться к Богу только из своей комнаты. Хотя чаще всего девочка просто лежала на кровати и смотрела в звездное небо.
Нура с детства заметила, что по праздникам ее отца охватывает какая-то непонятная грусть. Тот, чьим словам внимали в мечети сотни верующих, кого приветствовали на улицах самые уважаемые люди города, а иногда даже прерывали свои разговоры, чтобы спросить его совета, – этот человек каждый раз после праздничной молитвы чувствовал себя несчастным. Нура видела, как после службы отец ковылял к дивану, согнувшись в три погибели, потом опускался на мягкие подушки и всхлипывал, будто ребенок.
Причины она так и не узнала.
2
Несчастье, как тень, следовало за Салманом с той самой морозной февральской ночи 1937 года, когда он имел неосторожность появиться на свет. Повитуха Халима торопилась. Файза, непоседливая жена дорожного полицейского Камиля, разбудила ее тогда ради своей подруги Мариам и ее первенца. Халима прибыла в маленькую квартирку в плохом настроении и, вместо того чтобы поддержать худенькую двадцатилетнюю роженицу, принялась ворчать и пенять ей на несвоевременные схватки. А потом, словно черт решил вдруг выложить все свои козыри, появилась Ольга, старая служанка богатой семьи Фарах. И маленькая, крепкая Файза перекрестилась, потому что боялась ее дурного глаза.
Усадьба Фарахов находилась сразу за пыльной стеной Двора милосердия, где теснились убогие жилища бедняков.
Здесь дозволялось жить бесплатно несчастным со всего света. Когда-то Двор милосердия представлял собой часть огромного домовладения с роскошным господским особняком и садом. Обширные территории были застроены мастерскими, сараями, амбарами и жильем для прислуги. Более тридцати человек трудились на полях, в коровниках и в господском доме. После смерти бездетных владельцев особняк с садом унаследовал их племянник Мансур Фарах, состоятельный торговец пряностями. Остальные родственники обогатились земельными угодьями и породистыми лошадьми. А Двор милосердия, со всеми его постройками, был передан католической общине, взявшей на себя обязательство принимать туда обездоленных христиан, чтобы, согласно пафосному завещанию, «не осталось в Дамаске ни одного брата по вере, не имеющего крыши над головой». Однако не прошло и года, как торговец пряностями воздвиг необозримую стену, отделившую его дом с садом от остальной части имения, дабы вид голодранцев не травмировал его утонченную господскую душу.
Католическая община была