Полубрат. Ларс Соби Кристенсен

морщины, отчего в лице нарушилось равновесие и голова как-то скособочилась на сторону. Мы с Педером стали похожи. – Вивиан звонила, кстати, – сказал он. – Мне показалось, она тревожится из-за Томаса. – Вивиан вечно тревожится. – Педер покачал головой, печально. – Мне кажется, мы должны купить Томасу что-нибудь особенное, – сказал он. Я попробовал улыбнуться. Вышло криво. – Само собой, – хохотнул я. – Помнишь, что сказали крутые парни: сейчас бум семейных ценностей. – Педер глядел в стакан и долго молчал. – Все считают тебя говном, – сообщил он наконец. – Все? – спросил я. Педер смотрел прямо на меня. – Навскидку я не могу вспомнить никого, кто думал бы иначе, – произнес он. – И Томас? – Педер отвернулся. – Томас тихий мальчик, Барнум, – сказал он. – Я не знаю, что он понимает. – Я закурил. Во рту саднило. Я накрыл руку Педера своей пятерней. – Слушай, может, купим для него что-нибудь эдакое. По-настоящему необыкновенное. А? – Заметано, – сказал Педер.

      Потом мы переместились в фестивальный бар. Тут клубилось все кино. Педер считал, что нам настоятельно необходимо засветиться здесь. Как он выразился. Мы должны были быть в обойме, в нужное время в правильном месте со всей тусой. Для поддержания баланса мы сжевали несколько жирных колбасок. Мы пили внутрянку со льдом. Мы были на виду. Речь, конечно, опять зашла о Сигрид Унсет и о том, в какой мере мужчина в принципе в состоянии сделать кино из «Кристин, дочь Лавранса». Тревоги элиты, одно слово. Я не вмешивался в разговор. Только мешал напитки и думал о Томасе. Я говно. И должен купить ему огромаднейший подарок, Берлинскую стену, чтобы расписывать ее, или башенный кран. А что, привезу ему конструктор от Господа, пусть Томас, сын Вивиан, соберет из него Царство Небесное на свой вкус. Голоса окружали. Я допился до прострации. Стоило мне закрыть глаза, и все звуки пропадали, как если бы глазной нерв замыкался на лабиринт внутреннего уха, но я давно перестал думать, что окружающий мир тоже легко и шутя исчезает, стоит получше закрыть глаза. Более всего мне хотелось, чтобы они пропали оба: и шум, и мир, который его порождал. Но жизнь устроена иначе, и когда я открыл глаза, на меня надвигалась критикесса из сауны, моя проверенная плохая примета. У нее уже фестивально блестели глаза. Циклоп подшофе. Она погладила Педера по спине, куда без этого. – Ну, мальчики, какие новости телеграфируем домой? Помимо того, что Барнум в парилке угостил Клиффа колой? – Педер повернул голову, не поднимая ее, будто боясь стукнуться о низкую балку: – Пока не время говорить. Но дела делаются. Напиши, что Миил и Барнум в седле. – Лосиха почти легла на Педера, окутав его своими одеждами. Впору вызывать спасателей, пока он не задохнулся, подумал я. – Вы тоже решили прицепиться к унсетовскому экспрессу? Может, Барнум переведет сценарий со шведского? – Педер отвел ее руку: – Если «Кристин, дочь Лавранса» переделают в шампанское, мы начнем производство тяжелой воды. – Лосиха издала короткий смешок и запрокинула голову, чтобы выцедить последние остатки с широкого