Но Вера молчит. Пра ждет. Снова бьют часы. Время свернуло на новый круг. – Ну не хочешь – не надо. Тогда я тебе расскажу. Ты хоть и не говоришь, но слышишь вроде хорошо? Телефон же ты услышала. – Пра чувствует рывок за волосы, гребень застревает, но Вера резко и решительно дергает его вниз. – Дорогая, так ты снимешь с меня скальп. Кстати, а кто, ты думаешь, это был? Кто звонил? Болетта? Ей нельзя. Но это, конечно, была она. А потом ее отсоединили. Ненавижу я телефоны. Глаз собеседника не видишь и вечно брякнешь из-за этого какую-нибудь глупость. Потому что разговаривают не словами, а глазами. Мне ли этого не знать, а, Вера? Было время, я тоже жила в немоте, на экране. В кино я молчала, но за меня говорили глаза. Мы красили веки зеленым, чтобы сильнее сияли. Я могла бы стать звездой первой величины. Больше и Греты, и Сары. Правда! Если б глаза не потухли. В какой-то день они не засияли, и все, хотя я накрасила их так, что едва могла смотреть.
Пра умолкла. Она почувствовала, что Верины руки застыли на месте. – Ну что, фру парикмахер, я уже хороша, как майский цвет, или тебя просто утомила моя старушечья болтовня? Я и сама от нее устала. Все, что я говорю, я слышала раньше. И не по одному разу. Ничего нового в голову уже не приходит. Дружок, ты не принесешь мне бутылочку «Малаги»? Она стоит в полке за Йенсеном.
Вера бросила чесать волосы и пошла в столовую за бутылкой. Пра села. Она сгорбилась больше обычного, вот-вот носом в землю уткнется. Утром она улеглась, не сняв красных тапок, и теперь ноги заснули, только они у нее и спали. Она попробовала растереть их, да не дотянулась, как ни пригнуло ее к земле. Пра оставалось сидеть и ждать, пока кровь прильет к ногам. Вот она, старость: дожидаться, пока проснутся твои ноги. Гребень валялся у подушки, весь в длинных серых волосах, похожий на дохлую зверюшку. Она быстренько обобрала волосы с гребня и сунула их за диван. Было зябко, она накинула плед. Она слышала, как Вера двигает тома «Потерянной земли» и «Ледника», наконец она появилась с бутылкой и стаканом, осторожно налила в него вина и протянула старухе. А та подняла стакан и посмотрела вино на свет, как солнце сочится сквозь коричневое зелье и оседает на дно, точно пыль красного дерева. Налюбовавшись, она неторопливо влила его в себя, и спина стала гибкой, как лоза, а маленькие в шишках ноги ожили, готовые вот-вот пуститься в путь. – Посиди со мной, – попросила Пра. – Торопиться нам сегодня некуда. Может, нам сфотографироваться всем втроем, а? Когда Болетта вернется? – Вера присела