Тем временем наступили выходные – аллилуйя! Субботу я решил посвятить Пункту № 4: Заботиться о друзьях. Джоши в одном прав: хорошие отношения оздоровляют. И важно не только стать объектом заботы, но и научиться платить взаимностью. В моем случае – преодолевать нежелание единственного ребенка своих родителей целиком погружаться в чужой мир. Друзей своих я после возвращения не видел, они, как и все ньюйоркцы, у кого есть работа, трудятся от зари до заката, но мы наконец договорились встретиться в «Цервиксе», новомодном баре на новомодном Стэтен-Айленде.
Перед уходом со своих 740 квадратных футов я ввел имя моего старейшего приятеля, Медийщика Ноя Уайнберга в эппэрэт и узнал, что он планирует транслировать наше воссоединение у себя на канале «Шоу Ноя Уайнберга!», – поначалу я занервничал, но, если вдуматься, это ведь ровно то, к чему надо привыкать, если я хочу выжить в этом мире. Поэтому я с трудом натянул туговатые джинсы и надел огненно-алую рубашку с вышитым на груди букетом белых роз. Жаль, что нет Юнис, – она бы сказала, по возрасту ли мне такой наряд. Она, похоже, чутка к жизненным ограничениям.
Из вестибюля я увидел беззвучное мигание «Скорой помощи» на Грэнд-стрит – значит, еще одна смерть в доме, еще одно приглашение отсидеть шиву у горюющего сына в Тинеке или Нью-Рошели, еще одно объявление о продаже квартиры на доске. В антисептических – сливочный на сливочном – декорациях вестибюля одиноко стояло инвалидное кресло. У нас в почете неподвижность, и я приготовился к столкновению поколений – может, придется выкатить старика на зрелое солнышко и произнести пару слов на унаследованном от бабушки идише.
Я попятился. В кресле сидело тело, небрежно завернутое в мутный полиэтилен, и голову его венчал остроконечный воздушный карман. Трупный мешок страстно льнул к худым мужским бедрам, и покойник слегка ссутулился, будто погрузившись в бесплодную христианскую молитву.
Возмутительно! Куда смотрят сиделки? Куда подевались санитары? Хотелось пасть на колени и, вопреки доводам рассудка, утешить это бывшее человеческое существо, остывающее в тошнотворном полиэтиленовом саване. Я вгляделся в воздушный карман над головой мертвеца, будто уловивший его последний вздох, и из брюха к горлу подкатила тошнота.
Я ошеломленно выполз в удушающую июньскую жару к медикам со «Скорой» – они курили возле мигающей машины с надписью «Американская медицинская помочь