Сестра поняла.
– Ты хочешь говорить съ ней?
– Да, я хочу.
Онъ смотрѣлъ неподвижно на самоваръ и именно думалъ о томъ, что̀ онъ скажетъ ей. Она вошла въ блузкѣ спокойная, домашняя. Сестра вышла. Она испугалась.
– Куда ты?
Но Кити ушла.
– Я приду сейчасъ.
Она стала пить чай съ апетитомъ, много ѣла. Опять дьяволъ!
[120]– Анна, – сказалъ Михаилъ Михайловичъ, – думаешь ли ты.. ду… думаешь ли ты, что мы можемъ такъ оставаться?
– Отчего? – Она вынула сухарикъ изъ чая. – Что ты въ Петербургѣ, а я здѣсь? Переѣзжай сюда, возьми отпускъ.
Она улыбающимися, насмѣшливыми глазами смотрѣла на него.
– Таня, ты ничего не имѣешь сказать мнѣ особеннаго?
– Я? – съ наивнымъ удивленіемъ сказала она и задумалась, вспоминая, не имѣетъ ли она что сказать. – Ничего, только то, что мнѣ тебя жаль, что ты одинъ.
Она подошла и поцѣловала его въ лобъ. И тоже сіяющее, счастливое, спокойное, дьявольское лицо, выраженіе, которое, очевидно, не имѣло корней въ разумѣ, въ душѣ.
– А ну, такъ хорошо, – сказалъ онъ и невольно, самъ не зная какъ, подчинился ея вліянію простоты, и они поговорили о новостяхъ, о денежныхъ дѣлахъ.
Только одинъ разъ, когда онъ передалъ ей чашку и сказалъ: «еще пожалуйста», она вдругъ безъ причины покраснѣла такъ, что слезы выступили на глаза, и опустила лицо. Кити пришла, и вечеръ прошелъ обыкновенно.
Она проводила его на крыльцо и когда въ мѣсячномъ свѣтѣ по безночному свѣту садился въ коляску, она сказала своимъ груднымъ голосомъ:
– Какъ жаль, что ты уѣзжаешь, – и прибѣжала къ коляскѣ и кинула ему пледъ на ноги. Но когда коляска отъѣхала, онъ зналъ, что она, оставшись у крыльца, страдала ужасно.
На другой день Михаилъ Михайловичъ получилъ письмо отъ Кити. Она писала: «Я молилась и просила просвѣщенія свыше. Я знаю, что мы обязаны сказать правду. Да, Татьяна невѣрна тебѣ, и это я узнала противъ воли. Это знаетъ весь городъ. Что тебѣ дѣлать? Я не знаю. Знаю одно, что Христово ученіе будет руководить т[обой].
Твоя Кити».
Съ тѣхъ поръ Михаилъ Михайловичъ не видалъ жены и скоро уѣхалъ изъ Петербурга.[121]
VII. О беременности. Онъ глупъ, насмѣшливость.
VIII. Михаилъ Михайловичъ въ Москвѣ. Леонидъ Дмитричъ затащилъ обѣдать.
Его жена. Разговоръ о невѣрности мужа. Дѣти похожи на отца.
IX. Въ вагонѣ разговоръ съ нигилистомъ.
X. Роды, прощаетъ.
XI.[122]
Михаилъ Михайловичъ ходилъ по залѣ: «шшъ», говорилъ онъ на шумѣвшихъ слугъ. Иванъ Петровичъ легъ отдохнуть послѣ 3-хъ безсонныхъ ночей въ кабинетѣ. Чувство успокоенія поддерживалось въ Михаилѣ Михайловичѣ только христiанской дѣятельностью. Онъ пошелъ въ министерство, и тамъ, внѣ дома, ему было мучительно. Никто не могъ понимать его тайны. Хуже того – ее понимали, но навыворотъ. Онъ мучался внѣ дома, только дома онъ былъ покоенъ. Сужденія слугъ онъ презиралъ. Но не такъ думали Иванъ Балашевъ и Татьяна.
– Чтоже, это вѣчно будетъ такъ? – говорилъ