Заглянув в нивелир, я ничего не увидел. Объектив залепило снегом. Очистил его грифелем карандаша. Только графит не оставляет следов на стекле на морозе. Заниматься этим пришлось на каждом поперечнике, потому что ветер дул теперь в лицо.
А потом съемка стала вообще невозможной – из-за деревьев. Река поворачивала направо, и росшие по берегам деревья заслонили от меня оставшиеся репера. Пришлось все-таки менять постановку. Не рубить же просеки? Я встал на лыжи и перенес нивелир на другой берег, давно приметив там подходящую площадку.
Ветер стих. Снегопад прекратился.
– Снег перестал, – сказал я, откидывая капюшон.
– Да, – откликнулся Сергей. – Хорошо!
Мы разговаривали негромко, нас разделяла река, но каждое слово звучало отчетливо, как если бы мы находились рядом.
– Дай шестнадцатый. Надо к нему «привязаться».
Сергей вернулся к реперу шестнадцатого поперечника. Теперь он стал «задним», остальные – «передними». Меркулов Ленька (рабочий, сменивший Упорова) собрался было зачистить лед для бурения лунок в створе последнего поперечника. Предпоследний, в надежде, видимо, что мы не заметим, он пропустил, и Сергей указал ему на это. Ленька недовольно забурчал, и тут из-за леса поднялась белая стена. Стена соединилась с небом вверху и со снегом внизу, и двинулась на нас. Это был ураган. Через мгновение мы оказались в пасти гигантского, белого зверя, который заглатывал нас вместе с лесом.
Со стороны Сергея донесся едва различимый звук.
– Идем! – крикнул я что есть силы. – Все! Работы не будет!..
Вряд ли он меня услышал, потому что налетел порыв ветра сильнее предыдущего. Над головой затрещали деревья.
Мимо мелькнула смутная тень. Это Ленька побежал к дому.
Надо было спешить. Не мы прокладывали лыжню, а зарубок на деревьях не было.
Сергей внезапно возник из снежной пелены в полуметре от меня и заорал на ухо:
– Ты видел, как это началось!
– Видел!
– Здорово! Из леса ринулась белая стена!
– Да! Лыжню заметает! Беги!
– А ты?
– Сниму нивелир и следом! Давай!
Сергей исчез.
Лыжня начинала терять непрерывность. «Через пару минут от нее останутся короткие фрагменты, – подумал я, – и тогда…» Но странно, не испытывал волнения. Несколько раз сворачивал, узнавая отдельные деревья. А, может быть, это были совсем другие деревья?
6. Горгий лан
Когда я приблизился к срубу, Мизгирь оббивал топором намерзший на пороге лед, чтобы дверь затворялась плотнее, и ее не распахивало ветром. Мы вошли в дом, сняли верхнюю одежду, развесили ее у печки. Мизгирь передал мне свиток, перевязанный черно-серо-синей лентой. Рука и ладонь, а, особенно, большой палец были у него в запекшейся, черной крови, но шрам у него на плече зарубцевался полностью.
– ?
– Ушел с Линно.
– Слишком близко к их городу.
– Охотничья